Павел Молитвин - Наследники империи
Батигар в один присест покончила с мясом, обглодала кость и, наклонив котелок, сделала несколько глотков густого душистого варева. Почувствовала, как ее прошибает пот, и уже без колебаний приняла из рук Шигуб изрядно полегчавший бурдюк.
— Вейк! Пить вейк, смеяться, жить! — Видя, что пленница вошла во вкус, Дева Ночи попыталась отобрать у нее бурдюк, но Батигар не собиралась отдавать сосуд с живительным напитком. Чего ради?!
— Попробуй возьми!
— Взять? — переспросила нгайя и потянулась за бурдюком.
Принцесса подалась назад, завалилась на спину и вдруг увидела над собой сверкающие глаза, ощутила, как колено Шигуб раздвигает ей бедра. Ладони чернокожей девушки стиснули ее плечи, скользнули по груди, проникая под мокрые лохмотья. Батигар рванулась, спасаясь от чутких пальцев, ласково сомкнувшихся на ее сосках, вскрикнула… Рот нгайи накрыл ее губы, Дева Ночи впилась в них, словно намеревалась высосать из принцессы жизнь, и та неожиданно почувствовала, что не хочет и не может противиться более своей мучительнице. Раскинув руки и ноги, она отдала свое жаждущее ласк тело умелым рукам и губам чернокожей девы, отзываясь стонами и содроганиями на каждое ее прикосновение.
Нежные и вездесущие, пальцы Шигуб становились все настойчивей, все смелей и уверенней. Блуждая по телу принцессы, они заставляли его выгибаться, трепетать и корчиться от предвкушения чего-то невыносимо сладостного. Это было совсем иначе, чем с Мисаурэнью, но по-своему прекрасно. Дева Ночи, казалось, не ласкала, а истязала свою прекрасную пленницу, и все же та, до крови кусая губы, обливаясь потом и слезами, испытывала ни с чем не сравнимое блаженство, когда отвердевшие пальцы нгайи, подобно железному клину, впивались в ее распаленное лоно, терзали горящие соски, стискивали ягодицы…
Батигар чувствовала себя тестом, из которого Шигуб лепит нечто невообразимое, и в какой-то миг, не в силах вынести пронзительного наслаждения, оттолкнула раздиравшие ее руки. Нгайя, недовольно фыркнув, отстранилась, и девушка ощутила такую пустоту, такое страшное разочарование, что сама вцепилась в свою мучительницу, беззвучно моля простить ей невольное сопротивление. И та, как будто понимая, что испытывает ее жертва, вновь приникла к ней жаркими губами, и сладостный кошмар продолжался под аккомпанемент непрекращающегося дождя, барабанившего по коже шатра то тише, то громче, то тише, то громче до самого рассвета.
— Эскальдиор Гносс, мастер Нагат явился по вашему приглашению, доложил слуга и, дождавшись краткого:
«Проси!» — скрылся в колоннаде, отделявшей храм Вечного Света от Ректуриона — Дома паломников. Приехав около полутора лет назад в Нинхуб, Гносс решил пожить несколько дней в Ректурионе, ибо приготовленный для него Нагатом особняк показался ему слишком помпезным, да так, за недосугом, и не присмотрел себе более подходящего жилища. Из окон Ректуриона были видны гавань и устье Лианжа, до центра города — рукой подать, а паломники за полвека успели до такой степени загадить прекрасное здание, что, по мнению Гносса, их не следовало и близко подпускать к храму, построенному великим Терзиной.
Эскальдиор любовно погладил серый мрамор колонны и направился к фонтану, журчавшему посреди круглого дворика. Занятый подготовкой переворота в Манагаре, а затем и в Сагре, он не заметил, как управляющий сделал ремонт, и теперь с удовольствием отмечал, с каким тактом отнеслись приглашенные Цебуном художники и строители к порученному им делу. Рисунок, образованный восьмигранными напольными плитами, полностью восстановлен, именно восстановлен, а не выполнен заново; увечные блоки окружающего фонтан парапета заменены, а оставшиеся вычищены так, что налет времени все же ощущается. Выщербины в благородном камне, подобно морщинам на лице, подчеркивают его индивидуальность, и патина на бронзовых статуях радует глаз не в пример больше солнечного блеска золотых безделушек…
— Во имя Света и Единства! Ты звал меня, эскаль-диор? — Маленький юркий Нагат внешне настолько не соответствовал занимаемой им должности правителя города, да еще такого, как Нинхуб, что, глядя на него, Гносс всякий раз удивлялся, каким чудом в столь невзрачном и тщедушном теле может обитать столь деятельный и неукротимый дух.
— Да, брат мой, я посылал за тобой. Мои люди допросили поодиночке каждого из приплывших с Гельфаром людей, и все они подтвердили его слова.
— Гельфар — это тот, который затравлял нам о каком-то северянине, исфатейских принцессах и Черном маге, завладевшем кристаллом Калиместиара и потопившем «Норгон»?
— Тот самый, у тебя превосходная память, дружище. Ты видел его один раз, однако хорошо запомнил…
— Хм! Еще бы мне не запомнить человека, принесшего известие о гибели «Нортона»! Да я… — Нагат поднял глаза на Гносса и умолк. Дружба дружбой, но эскальдиор едва ли вызвал его для того, чтобы удостовериться, пребывает ли он в здравом уме и доброй памяти. И раз уж завел разговор о Гельфаре, стало быть, сведения, сообщенные капитаном, шлюпка которого была подобрана неподалеку от Нинхуба, подтвердились в полной мере.
— Помимо рассказов спутников Гельфара я получил два послания, также свидетельствующих, хотя и косвенным образом, о том, что он говорил нам правду. Одно пришло из Сагры, его привез капитан «Манна» — мастер Толеро передал ему все полномочия, перед тем как броситься в погоню за судном, увозившим кристалл Калиместиара. Другое — из Дортонала.
— А-а-а… — понимающе пробормотал Нагат. Из двух избираемых тайной жеребьевкой в День Свершений эскальдиоров один ведал делами мира и безвылазно жил в столице Атаргате — Дортонале. Второй, ведавший делами войны, находился, как правило, там, где больше всего требовалось его присутствие. Обязанности обоих властителей страны были распределены раз и навсегда, и если оба они заинтересовались этим самым Гельфаром, дело принимает серьезный оборот…
— Судьбой капитана, долгое время служившего Черному Магистрату, пусть занимаются твои чинуши, но то, что он рассказал о кристалле Калиместиара, оставлять без внимания нельзя. И тут уж решения принимать нам. Кстати, Платид тоже сообщает, что, по сведениям, доставленным надежными людьми в Дортонал, ключ от сокровищницы Маронды похищен из Исфатеи неким Мга-лом, родившимся где-то на севере, за Облачными горами.
— Но если Гельфар сказал правду и его корабль…
— «Посланец небес», — подсказал Гносс.
— …попал в Манамануш, то кристалл покоится сейчас где-то в лабиринте проток Глеговой отмели. Если его не проглотила какая-нибудь слишком уж расторопная тварь.
