Филип Дик - Небесное око
— Она охотится за рыбой, — прокомментировала мисс Рейсс.
— Подлая птица, — заключил Гамильтон. — Убивает беспомощных рыб.
Чайка растворилась в воздухе.
— Но рыбы сами виноваты, — строила логическую цепочку мисс Рейсс. — Они уничтожают другие формы жизни — маленьких рачков, планктон и водоросли.
— Злобные, алчные рыбы! — подхватил Гамильтон.
По дрогнувшей глади океана пробежала рябь. Рыба как вид жизни списана за ненадобностью. Кстати, со скатерти-самобранки пропало блюдо копченой селедки.
— Ой!.. — воскликнула Марша. — Это был импорт из Норвегии.
— Должно быть, обошлось недешево, — проворчал Макфиф. — Импорт всегда сжирает изрядные суммы.
— Кому нужны деньги?! — удивленно, будто открыв великую истину, оглядел собравшихся Джек. Достав из кармана горсть мелочи, он швырнул ее вниз по склону. Яркие кружочки металла сверкнули на солнце. — Деньги — грязь и тлен.
Блестеть монеткам пришлось недолго. В кармане у Гамильтона странно хрюкнул бумажник: улетучились банкноты.
— Очаровательно! — хихикнула миссис Притчет. — Как мило, что все вы мне помогаете! Иногда мне идей не хватает.
Вдали на склоне корова щипала траву. В тот момент, когда взоры обедающей компании обратились на нее, корова поднатужилась и произвела нечто не к столу сказанное…
— Упразднить коров! — закричала мисс Рейсс, но это оказалось излишним. Эдит Притчет успела почувствовать неудовольствие — и корова испарилась.
Но одновременно у Джека исчез ремень. Туфли Марши. И сумочка мисс Рейсс. Все, что сделано из кожи. А со скатерти пропали йогурт и сливочный сыр.
Мисс Рейсс протянула руку и дернула за пучок сухого бурьяна.
— Какие неприятные растения! — пожаловалась она. — Я укололась…
Упомянутые растения ушли в забвение. Также сдуло почти всю траву на пастбище, где прежде паслись коровы. Теперь вокруг расстилалась лишь голая земля да камень.
Прыжками носясь по кругу, как клоун по манежу, Дэвид вопил:
— Мне попался ядовитый дуб! Отравленный дуб!
— Деревья вообще ядовиты, — сделал открытие Гамильтон. — И репейники, лопухи… сорняки всякие…
От этих слов рощу справа сильно тряхнуло. Лес вокруг тоже затрепетал, будто по нему прошлась гигантская невидимая расческа. После такой «стрижки и укладки» проплешин в растительном мире явно прибавилось.
Марша хмуро пыталась спрятать подальше остатки своей обувки — лохмотья дратвы и металлические заклепки.
— Просто безумие какое-то! — прошептала она Джеку.
— Упразднить обувь! — предложил Гамильтон.
— Неплохая мысль, — согласилась миссис Притчет. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. — Обувь жмет ноги!
Остатки туфель исчезли у Марши из рук. Кстати, вместе с обувью остальных присутствующих. Макфиф нервно заерзал своими большими лапами в желто-красных носках. Не найдя, куда пристроить ноги, он смущенно подтянул их под себя.
Тут на горизонте появился дымок океанского сухогруза.
— Алчные торгаши стригут купоны, — констатировал Гамильтон. — Сотрем его с карты морских путей!
Темный дым на горизонте пропал. Торговое судоходство стало достоянием истории.
— Теперь намного чище! — одобрила мисс Рейсс.
По шоссе приближалась машина. Из открытого окна долетели веселые звуки джаза.
— Упраздните радио, — посоветовал Джек.
Шум прекратился.
— Заодно бы и телевизоры, и кино…
Видимых перемен не произошло, но кино и телевидение наверняка отпраздновали покойника.
— А как же остальная дешевка? Аккордеоны, гармони, банджо, маракасы!..
Наверное, сейчас многие музыканты в мире получили хороший подарочек.
— Рекламу! — закричала мисс Рейсс при виде длинной тяжелой автоцистерны, размалеванной по бокам яркими буквами.
Слова на бортах цистерны увяли.
— Грузовые машины — туда же!
Тягач с цистерной прямиком въехали в небытие, выплюнув ошалевшего водителя в кювет, как косточку от компота.
— Ему больно, — жалобно проговорила Марша.
Водитель, не успев выползти на дорогу, исчез…
— Топливо! — подсказал Гамильтон. — То, что везла цистерна.
В мире не стало больше дизельного топлива.
— Нефть, скипидар, нафталин!.. — внесла свою лепту в дело улучшения реальности мисс Рейсс.
— Пиво, медицинский спирт, чай! — добавил Гамильтон.
— Повидло, мед и шипучка, — предложила мисс Рейсс.
— Яблоки, апельсины, лимоны, абрикосы, груши… — робко подала идею Марша.
— Изюм и персики, — мрачно проворчал Макфиф.
— Орехи, лакрица и бататы! — продолжил Джек.
Миссис Притчет любезно упраздняла упомянутые категории.
Стаканчики чая опустели. Скатерть, заставленная едой, заметно обеднела.
— Яйца и сосиски! — вскочив на ноги, закричала мисс Рейсс.
— Сыры! Дверные ручки! Вешалки! — тоже вставая, добавил Гамильтон.
Идиотски хихикая, миссис Притчет продолжала раскручивать свою адскую мельницу.
— В самом деле!.. — колыхаясь от охватившего ее веселья, задыхаясь от смеха, проговорила она. — Но не слишком ли далеко мы зашли?
— Чеснок, бигуди и зубные щетки! — чуть громче произнесла Марша.
— Сера, карандаши, мел, помидоры! — захваченный общей шизой, выпалил Дэвид.
— Трава, автомобили, газонокосилки! — пролаяла мисс Рейсс.
На краю поляны благополучно окончил свои дни «форд» Гамильтона. Склоны холмов будто вытоптало стадо мамонтов.
— Тротуары, — зашел с другого бока Джек.
— Питьевые фонтанчики, часы… — добавила Марша.
— Мебельная политура, — приплясывая, взвизгнул Дэвид.
— Массажные щетки, — отчеканила мисс Рейсс.
— Комиксы, — напомнил Макфиф. — И эти торты с надписями кремом. Французская стряпня.
— Кресла, — неожиданно для себя сказал Гамильтон, и ему стало жарко от собственной смелости, — и диваны!
— Диваны — аморальная вещь! — подтвердила мисс Рейсс, в возбуждении не заметив, что наступила на термос. — Долой их тоже! И стекло! Все стеклянное.
Миссис Притчет послушно упразднила очки мисс Рейсс, как и все стеклянные изделия.
— Металлы! — прокричал изумленный Гамильтон.
У брюк пропала «молния». Металлический корпус термоса тоже исчез. Часы на запястье у Марши… металлические пломбы в зубах… и даже крючки на женском белье.
Потерявший голову Дэвид, прыгая за спинами у взрослых, провизжал:
— Одежду!
В тот же миг все оказались в чем мать родила. Но никто не испытывал и тени смущения, ибо разница полов, как самая страшная скверна, устранена гораздо раньше.
— Растительность! — сказала Марша и поднялась, чтобы встать рядом с мужем.
На этот раз перемены вышли значительные. Ближние холмы и далекие горы мигом облысели, превратившись в гигантские голые черепа. На них, будто пятна запекшейся крови, темнели лишь небольшие островки жухлой земли.
