Валерий Большаков - Другие правила
— Я смотрю, — сказал Жилин, — вы тут неплохо устроились!
— Да, ничего, — скромно сказал Таши, — жить можно.
Плавно покачиваясь, транспортер объехал законсервированную дейтериевую шахту, пересек долгострой — круги оплавленного грунта, будущие донышки стандартных колониальных куполов — и затормозил у шлюзов порта. Таши развернул автобус и стал подавать его задом, короткими рывками, пока по броне не скрежетнул рукав переходника.
— Япуду [25]! Можно выходить! — сказал Намгьял, открывая люк кессона в обширный, светлый тамбур. — Тут у нас что-то типа вокзала. Шлемы можете здесь оставить, вон свободные ячейки.
Слева от шлюза стену загораживали полупрозрачные секции камеры хранения — половина выпуклых дверец светилась зеленым. Справа в широком портале пряталась дверь с табло «Выход в город» и щитом, на коем было начертано «Добро пожаловать на базу „Большой Сырт“! Комитет по делам космоса Евразийской Федерации, 2048 г.», а напротив, над пухлыми диванами, висело расписание движения автобусов. Самый дальний рейс был до базы «Теплый Сырт» — тамошняя реликтовая роща древолистов, пушистых лиловых конусов, влекла туристов неудержимо. На базы «Изида», «ДТ-комбинат» и «Новая Антекирта» автобусы-вездеходы отправлялись ежедневно, а до лагеря «Соам», опорной станции Проекта, — дважды в день, утром и вечером. «Станция отправления — порт „Большой Сырт“. Наверное, именно это расписание, такое простенькое, такое обыкновенное, окончательно убедило Антона, что он прибыл-таки на Марс. Станция назначения, не подкопаешься…
Было и еще одно доказательство того, что под ногами не шаткая палуба, не трясущийся пол вездехода, а поверхность планеты, устойчивая и надежная. Меньшая сила тяжести. Конечно, ко всему привыкаешь, но с первых минут знакомства с пониженной гравитацией в теле поселялось великолепное, блаженное ощущение могутности и переизбытка здоровья. На Марсе любой становился чемпионом, а уж тот, кто на Земле, скажем, пробегал стометровку за 9 секунд, здесь укладывался в 5.
Не справляясь с силой притяжения, добровольцы перебарщивали в движениях, смешно дергались и веселились до упаду. Слышались возгласы:
— Шире шаг, человечество!
— Ой, умора!
— И ноги еще скользят…
— Черт, пока тут привыкнешь!
— Ай, держите!
— Ну куда ты летишь?
— С облегченьицем вас!
Жилин кое-как построил добровольцев. Расправил спецкостюм на Гупте, подтянул пояс на Соловейчике.
— Ну вот, — проворчал он, — хоть не стыдно будет людям на глаза показаться… Смотрите, меня чтоб не опозорили!
Жилин откатил тяжелую дверь, и добровольцы вышли на улицу Главную.
Как всегда на новом месте, Антон впечатлялся. Он вбирал глазами все зримое в целокупности, без разбора. После сознание «разукрупнит» первую картинку, разберет на фрагменты, разделит «поселок вообще» на «дом номер такой-то», на «скверик на углу улицы Межпланетников», на «кафе в здании Совета». Разложит по полочкам. И драгоценное чувство новизны уступит привычке. Купольный город отложится в памяти, как мелкий населенный пункт вроде Конецполя или Врадиевки. Все это будет потом, а пока… А пока Антон выворачивал шею и таращился во все стороны, даже вверх, на купол, выдутый в розоватое небо, даже под ноги, на пружинящие шестиугольные плитки покрытия — серые, красновато-коричневые, черные…
Вдоль Главной жались два ряда модульных домов, но ощущения, будто идешь по перрону между железнодорожными составами, не возникало — улица была довольно широка. Стандартные белые параллелепипеды выходили на улицу то боком, то торцом, своими круглыми иллюминаторами и антеннами сильно напоминая надстройки круизных лайнеров. Словно целый флот встал на прикол в порту «Большой Сырт».
У каждого подъезда, оборудованного герметичным тамбуром, была разбита клумба с цветущей марсианской колючкой или газон, засеянный курчавой синей травой. Странно, но людей почти не было видно. Так только — кто-то выглянет в распахнутый иллюминатор, чье-то лицо мелькнет за витриной распределителя. Карапуз выбежит с детской площадки, охотясь за огромным, ленивым котом (вон облапил зверюгу и поволок — будет учить котяру кататься с горки… Господи, какое животине надо иметь терпение!). Наладчик выскочит из парикмахерской-автомата, всмотрится, придерживая дверь в красную и белую полоску, ухмыльнется загадочно и обратно — шасть!
— Что-то я не слышу оркестра, — сказал за спиной Антона Габа. — А девушки где с цветами? Кто ж так героев встречает?
— А куда мы, по-твоему, идем? — вступился за своих Таши. — Много девушек не обещаю, но оркестр — это строго обязательно!
Девчонки сзади захихикали. Антон обернулся — Яэль с Гуниллой шли под ручку, шептались и прыскали в ладошку. Осмелев «до потери пульса», Антон подмигнул доброволицам, и доброволицы украсились улыбками.
Чем ближе к центру, тем больше попадалось белых куполов, а белые параллелепипеды, собранные из стандартных блоков, вырастали до 5— 6 этажей (не деревня, чай!). И уже не жались впритык, стена к стене. Узкие проулки раздвигали дома, уводили в жизнь обычную, повседневную — к невысокому корралю, в котором толклись кочаны фиолетовой капусты, похожие на сферобаллоны, а девчушка с распылителем прыскала на них питательный раствор. К длинным цистернам плантации хлореллы, где двое колонистов в синих рабочих комбинезонах готовили к инокуляции прозрачный цилиндр самого верхнего культиватора. К дворику, к синей лужайке с покосившимся столбом энергоприемника, вокруг которого раскатывал на велике лохматый дошколенок. Буколика!
— Подтянись, — негромко скомандовал Жилин. Добровольцы — даже шкафообразный Клунин — выпрямились и почти промаршировали на круглую Центральную площадь. Посреди площади водруженный на базальтовый постамент просился в небо посадочный модуль «Тума-1», севший в этих местах еще в 2016-м, а теперь вот превращенный в памятник. «Это как вкопанное колесо от фургона переселенцев, — подумал Антон. — Вот бы залезть, посидеть… потрогать…» Еще не было Центральной базы, не было станции на Фобосе — ничего еще не было! — а кораблик уже сновал челноком, высаживая планетологов, подбрасывая «сухпаек», доставляя воду и приборы…
На площадь выходила и самая первая постройка на Марсе — большой бетонированный купол старой станции «Большой Сырт», обжитый экспедицией Савельева-Нортона, ныне — главное здание купольного города. Перед его тамбуром и собрались шохо — все нарядные, наглаженные. Межпланетники в парадных мундирах, школьницы в белых фартучках, высокое начальство в серебристых комбинезонах, со всеми причиндалами. Первопоселенцы выглядели как участники массовки на съемках праздничной первомайской демонстрации. В колонны еще никто не строится, люди болтают и смеются в веселой толкучке, флаги и транспаранты небрежно лежат на плечах, детвора в бантах и шариках… Туристы-хомо кучковались отдельно. Разболтанные и громкоголосые, они свистели, галдели, щелкали метавизирками и прикладывались к пластетам с пивом. Иных уже качало, надо полагать — успели набраться «по поводу». Между шохо и хомо сновали, ни к кому не прибиваясь, унылые, смурые личности в богатых комбезах — клиенты ФИ. «Они будто в осадок выпали, — думал Антон. — Туристы — пена… Надо же, как их четко расслоило. Или я чего-то не понимаю?..»
