Филип Дик - Лейтесь, слёзы...
— Неправда. — Теперь Алайс расспрашивала его абсолютно в той же манере, что и совсем недавно ее брат. Негромкий, непринужденный тон — словно они обсуждали нечто совсем обыденное. Полная сосредоточенность взгляда на лице. Изящные движения рук и ладоней — как будто, разговаривая с ним, она чуть-чуть пританцовывала. Сама с собой. Красота танцует с красотой, подумал Ясон; он находил ее телесно, сексуально привлекательной. Впрочем, ему теперь, по крайней мере еще несколько дней, было не до секса.
— Ладно, — сдался Ясон. — Я знаю больше.
— Больше, чем сказал Феликсу?
Ясон заколебался. И тем самым ответил.
— Да? — снова спросила Алайс.
Он развел руками. Ответ уже был очевиден.
— Вот что я тебе скажу, — торопливо проговорила Алайс. — Хочешь посмотреть, как живет генерал полиции? Хочешь взглянуть на его дом? На его замок ценой в миллиард долларов?
— Ты меня туда пустишь? — недоверчиво спросил Ясон. — А если он узнает… — Он замялся. Куда эта женщина меня ведет? — спросил себя Ясон. К ужасной опасности; буквально все в нем, мгновенно обретя тревожную бдительность, чуяло эту опасность. Ясон физически чувствовал, как настороженность струится в его теле, наполняя все его существо. Его тело чуяло, что там, больше чем где-либо, ему придется быть настороже. — У тебя есть легальный доступ к его дому? — спросил Ясон, немного успокаиваясь; голос его, избавившись от ненужного напряжения, сделался естественным.
— Черт побери, — выругалась Алайс. — Ведь я с ним живу. Мы близнецы; мы очень близки. Вплоть до инцеста.
— Не хочу забредать в ловушку, — сказал Ясон, — расставленную тобой и генералом Бакманом.
— Ловушку? Нашу с Феликсом? — Алайс громко расхохоталась. — Да мы с Феликсом даже пасхальных яиц не смогли бы вместе раскрасить. Ладно, давай рванем к дому. Между прочим, у нас куча всяких занятных вещиц. Средневековые деревянные шахматы, старинные английские чашки из кости и фарфора. Красивейшие марки США, из самых первых, напечатанные еще Национальной банкнотной компанией. Ты марками интересуешься?
— Нет, — ответил Ясон.
— А пистолетами?
Он заколебался.
— До некоторой степени. — Ясон припомнил свой пистолет; второй раз за сутки у него появилась причина о нем вспомнить.
Пристально разглядывая его, Алайс сказала:
— А знаешь, для малыша ты не так уж скверно выглядишь. И ты старше, чем мне обычно нравится, но ненамного. Ты ведь секст, не так ли?
Он кивнул.
— Ну так как? — спросила Алайс. — Хочешь взглянуть на замок генерала полиции?
— Ладно, давай, — сказал Ясон. Все равно, подумал он, меня найдут, когда потребуется. Куда бы я ни сбежал. Со вшитым в рукав микропередатчиком и без него.
Включив мотор шустреца, Алайс Бакман вывернула руль и нажала на педаль; шустрец стартовал под углом в девяносто градусов по отношению к улице. Полицейский мотор, сообразил Ясон. Вдвое мощнее, чем в бытовых моделях.
— Есть еще одна вещь, — сказала Алайс, прорываясь сквозь поток транспорта, — которую тебе следует уяснить. — Она бросила на него взгляд, желая удостовериться, что он слушает. — Не смей заигрывать со мной насчет секса. Если ты это сделаешь, я тебя убью. — Алайс похлопала себя по поясу, и Ясон заметил там трубострел полицейского образца. В лучах утреннего солнца оружие поблескивало сине-черным.
— Уведомлен и приведен к присяге, — отозвался Ясон, чувствуя неловкость. Его уже порядком раздражал наряд из кожи и железа, который носила Алайс; что-то фетишистское тут явно присутствовало, а к фетишистам Ясон привязанности не питал. И теперь этот ультиматум. Интересно, какой секс был у нее на уме? С другими лесбиянками? В этом ли было все дело?
Отвечая на его безмолвный вопрос, Алайс спокойно объяснила:
— Все мое либидо, мое сексуальное начало связано с Феликсом.
— С твоим братом? — Ясон испытывал недоверие и холодную опаску. — Но как?
— Мы прожили пять лет в кровосмесительной связи, — ответила Алайс, ловко маневрируя шустрецом в плотном утреннем потоке лос-анджелесского транспорта. — У нас есть ребенок трех лет от роду. За ним присматривают домработница и нянька в Ки-Уэст, что в штате Флорида. Его зовут Барни.
— И ты мне такое рассказываешь? — спросил сверх меры изумленный Ясон. — Даже меня не зная?
— Ну, уж кого-кого, а тебя, Ясон Тавернер, я очень хорошо знаю, — сказала Алайс, поднимая шустрец на более высокую линию и увеличивая скорость. Движение на линии уже заметно поредело — они покидали центральную часть Лос-Анджелеса. — Я много лет была твоей фанаткой и фанаткой твоего ТВ-шоу во вторник вечером, у меня есть твои записи, а однажды я побывала на твоем концерте в зале Орхидей отеля Святого Франциска в Сан-Франциско. — Она кратко ему улыбнулась. — Мы с Феликсом оба коллекционеры… и один из предметов моей коллекции — пластинки Ясона Тавернера. — Снова еще более молниеносная, фанатичная улыбка. — За многие годы я собрала все девять пластинок.
— Десять, — хрипло выговорил Ясон. — Я выпустил десять долгоиграющих пластинок. Несколько последних — со световыми эффектами.
— Значит, одну я пропустила, — охотно согласилась Алайс. — Можешь посмотреть. Вон там, на заднем сиденье.
Перегнувшись через спинку, Ясон увидел на заднем сиденье свой ранний альбом «Тавернер и синие-синие блюзы».
— Ага, — выдохнул он, хватая диск и кладя его себе на колени.
— Там есть еще один, — заметила Алайс. — Мой самый любимый.
Снова обернувшись, Ясон увидел затрепанный экземпляр альбома «Славный вечерок с Тавернером».
— Да, — согласился он. — Этот лучший из всех, что записал.
— Теперь понятно? — сказала Алайс. Шустрец резко нырнул, устремляясь по спиральной траектории вниз, к участку крупных поместий, окруженных деревьями и травой. — А вот и дом.
С вертикально поднятыми лопастями шустрец опустился на асфальтовое пятно в самом центре просторного газона перед домом. Ясон мельком оглядел особняк: три этажа, испанский стиль, балконы с перилами из черной жести, красная черепичная крыша, не то саманные, не то оштукатуренные стены — толком было не разобрать. Массивный дом с роскошными дубами вокруг; особняк был искусно встроен в пейзаж, никак его не нарушая. Сливаясь с пейзажем, дом казался частью деревьев и травы, простирающейся в царство плодов человеческих рук.
Выключив шустрец, Алайс пинком распахнула дверцу.
— Оставь пластинки в машине и пойдем, — сказала она, выбираясь из шустреца и с удовольствием потягиваясь на зеленом газоне.
