Дмитрий Янковский - Большая Охота
Борис встретил нас хмуро. От штабной палатки не осталось ничего, кроме пепла, но сейфы и прочее штабное имущество не пострадали – не такая высокая температура у горящего брезента, чтобы повредить дорогостоящее оборудование.
– Плохо дело, – сказал Борис. – Потери человек двадцать. Сейчас уточняем. Трое раненных. Клубный совет склоняется к отказу от операции по поднятию золота. Боятся, что нападение повторится. А мы и так заплатили слишком высокую цену.
– Смотря за что, – сказал я.
Но Борис пропустил это мимо ушей, скорее всего не понял, о чем я.
– А ты что решил? – спросила у него Катя.
– От моего решения почти ничего не зависит, ты же знаешь. Но я голосовал за продолжение операции. Даже с учетом трех принадлежащих мне голосов я остался в подавляющем меньшинстве.
– Ты один голосовал за продолжение?
– Да. Принято решение эвакуировать людей и часть наиболее ценного груза. Отдан приказ к погрузке.
– Быстро же у вас принимают решения… – усмехнулся я.
– Обстоятельства вынуждают, – хмуро ответил Борис.
Что-то в его тоне меня напрягло. Я даже не совсем понял, какую именно эмоцию вызвал у меня этот тон – то ли настороженность, то ли надежду. Но по большому счету в лагере я был чужаком, так что в их дела мне не было смысла соваться.
– Ну, счастливого вам тогда пути, – развел я руками. – Извините, с погрузкой помочь не смогу, поскольку нам с Кочей надо еще успеть совершить несколько славных подвигов. А это нелегкая работенка.
Мой ернический тон от Кати не ускользнул.
– Ты с нами не поедешь? – удивилась она.
У меня сердце сжалось от ее взгляда. Я вдруг физически ощутил все, что всколыхнуло ее душу в эту секунду. Совсем недавно между нами возникла близость, только что мы вместе стояли у пулемета, отражая нападение на лагерь, и вдруг я с такой легкостью отказался от продолжения отношений. Мало кому подобное могло показаться приятным. Тем более женщине. И уж тем более женщине, доверившейся мне настолько.
– Я приеду позже, – честно пообещал я. – Обязательно тебя найду, не волнуйся. Веришь мне?
Наши глаза встретились. Слов мне казалось мало, ведь то, что я хотел донести до нее, было тоньше любых слов. Изреченная мысль – уже ложь, поэтому я хотел донести до нее бессловесное послание. Правдивое. И судя по блеску ее глаз, она поняла меня верно.
– Ладно, – мягко кивнула она. – Я верю. Держи… – Она достала из уха горошину рации и протянула мне ее на ладони. – В радиусе двух километров я обязательно услышу тебя.
– У меня уже есть, – постучал я по уху.
– Почему ты мне не сказал, что слышишь эфир? – сощурилась она.
– Не придал этому значения.
– Зря. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя были от меня тайны.
– Их и не будет. Просто поверь мне.
– Верю. – Она кивнула и отвернулась, давая понять, что не задерживает меня больше.
Я вздохнул и быстрым шагом отправился к палатке, где оставил Кочу. Долгие проводы – лишние слезы. И хотя плакать я не собирался, как, впрочем, и Катя скорее всего, но неприятный осадок на душе несомненно остался, и мне хотелось поскорее избавиться от него.
Несмотря на разруху, оставленную разбойниками в этой части лагеря, наша палатка не пострадала. Кочу я застал за тем, что он собирал вокруг травяные шарики, разбросанные ногами дайверов, когда они метались тут, пытаясь отразить нападение. Кучу разметали как следует, но, зная упорство австралийца, я не сомневался, что соберет он почти все.
– Надо покидать лагерь, – сказал я ему. – Дайверы решили свернуть лавочку и смотаться.
– Жалко, – вздохнул Коча. – Выходит, что мы напрасно потратили несколько дней, стараясь войти с ними в контакт.
– Ну… – покачал я головой. – Не совсем напрасно.
– Я говорю о пользе дела, а не о твоих подвигах на личном фронте.
– Не думал, что ты можешь быть таким язвительным.
– Я не язвительный, – спокойно ответил Коча. – Наоборот, ты кажешься мне достойным этой женщины.
– Ну, спасибо, – насупился я.
– Пожалуйста. Но к пользе дела это все равно не имеет отношения. Нам придется поднимать золото самим. Хотя бы часть. Причем угроза нападения остается, сам понимаешь.
– Понимаю. Черт… Мне надо было попросить у Бориса аппарат для погружения.
– Они еще не уехали. Сходи, а я пока траву соберу.
Я поплелся обратно, хмуро пиная камушки под ногами. Постепенно светало, впереди с басовитым воем запустились турбины грузовика, распугав еще не проснувшихся птиц. У штабной палатки сборы подходили к концу – грузили только необходимое и самое ценное, не особо заботясь обо всем остальном. Десяток стрелков с винтовками держали под прицелом кромку джунглей, а на крыше грузовика время от времени поворачивалась выдвинутая автоматическая турель с многоствольным крупнокалиберным пулеметом.
Пока я добрался до того места, где недавно стояла штабная палатка, погрузка была закончена и оставшиеся в лагере начали спешно забираться в машину. Никого из знакомых в поле моего зрения не оказалось.
– Эй, ребята! – крикнул я. – Позовите Бориса, мне надо перекинуться с ним парой слов!
Никто на мой окрик не отреагировал. Скорее всего, его попросту не расслышали за воем турбин. Я невольно сделал шаг вперед и махнул рукой, но водитель грузовика, видимо, принял мою реакцию за прощание – махнул в ответ, включил задний ход и выкатил машину за пределы лагеря. Натужно взвыв турбинами, грузовик развернулся и скрылся за деревьями. Я остался совершенно один посреди разоренного лагеря, утренний ветер трепал края уцелевших палаток, а вспугнутые птицы кружили над головой в светлеющей голубизне небес.
Вздохнув, я поплелся обратно. Настроение было хуже неуда – все планы пошли прахом, и трудно даже предположить, что будет через час или завтра. Впрочем, как обычно. Но я надеялся, что с поднятием золота это «обычно» кончится, что навсегда уйдут в прошлое загаженные гостиничные номера, стычки с бандитами и бесконечные скитания с юга на север Суматры, а потом обратно. Я надеялся, что мы с Кочей, Борисом и Катей сможем наконец устроить ту самую Большую Охоту, о которой говорил мне отец перед смертью. Но вот все изменилось – теперь ни Кати, ни Бориса. Хорошо хоть Коча остался жив. Это радовало, но не могло ничего изменить коренным образом, поскольку я прекрасно понимал: даже при наличии снаряжения для погружений мы вдвоем не сумеем поднять за короткий промежуток времени достаточное количество драгоценного металла.
Положение усугублялось тем, что нам с Кочей надо было покинуть лагерь как можно скорее, поскольку разбойники, добившись своего, не будут медлить с разграблением оставшегося имущества. И не очень умно нам оставаться у них на пути. На самом деле нападение могло произойти в любой момент, но я уже просто устал бояться. Всему есть предел, в том числе и страху. Осторожности, к сожалению, тоже, но это зависимые понятия. Осторожность порождается страхом, и когда от него не остается вообще ничего, человек рискует отдать жизнь ни за грош. Но мне в данный момент было все равно. Никогда еще мной не овладевало такое равнодушие к жизни и смерти, своей и чужой судьбе. Тело действовало на автомате, повинуясь куда больше инстинктам, чем моей собственной воле. Оно брело между сгоревших палаток, а мысли вяло проворачивались в голове.
