Владимир Немцов - Семь цветов радуги
На соседнем дворе девушки обливались водой, визжали от удовольствия и шаловливо шлепали друг друга. Чистые и умытые, в самых своих любимых платьях, они пойдут сегодня в «Летний театр» смотреть сцены из «Бориса Годунова». Стеша, наверное, уже примеряет пышное атласное платье гордой Марины.
Никифор Карпович сидел у окна, прислушиваясь к веселым голосам.
Пусто у него в комнате, и, казалось, совсем было пусто в душе, когда по окончании войны он приехал домой, в Девичью поляну. Жизнь Васютина складывалась прочно, по кирпичикам, связывалась, как цементом, уверенностью в нерушимости своего счастья. Счастья как будто достаточно: искреннее уважение в колхозе, орден за труды, новый дом и хозяйка в этом доме.
Война. Разрушилось простое человеческое счастье Васютина. Он оставил Девичью поляну и вскоре стал командовать ротой, защищая счастье уже всего человечества. В землянке где-то недалеко от Миллерова он стал коммунистом. Так подсказало ему сердце.
Грозовой бурей прогремела война. В маленьком селении около Вены Васютин сдал автомат, получил выписку из приказа о демобилизации и возвратился в свой колхоз.
Бурьян и пырей выросли на пожарище. Одиноко торчали закопченные трубы. Кое-где уже светлели новые дома. Старые хозяева вернулись на родину. Вернулись не все, — суровым ветром разметало людей по стране. Кое-кто остался в цехах уральских заводов, в шахтах Донбасса, в маленьком городке Казахстана.
Именно в этом самом городке, названия которого не хочет вспоминать Васютин, нашла свое немудрое счастье жена его — бывший счетовод колхоза. Она честно написала ему об этом. Просила не тужить, если может — простить. Обратно в Девичью поляну она не вернется.
Новый васютинский дом, выстроенный перед самой войной, не сгорел.
Никифор Карпович не мог возвратиться в него. Ему бы все время казалось, что ходит по комнатам неслышными шагами хозяйка, стучит ухватом в печи, гремит тарелками…
Васютин отдал свой дом под агролабораторию. Теперь здесь новая хозяйка, Ольга Шульгина. Она все переделала на свой лад. И теперь уже ничто не напоминало Никифору Карповичу, что в этом доме когда-то он жил.
Пришел Васютин в райком партии. «Коммунистов в районе мало. Все разрушено. Придется тебе, Никифор Карпович, помочь нам», — сказал ему секретарь. Стал Васютин инструктором райкома. Из машины неделями не вылезал. Нужно было все видеть, везде успеть. Однако основное дело было в колхозе «Путь к коммунизму», — он больше всех пострадал. Райком предложил новому инструктору пока не переезжать в город, а быть поближе к этой разоренной деревне. Вместе с Анной Егоровной, тогда еще единственным коммунистом колхоза, и всеми колхозниками Васютин принялся за работу в Девичьей поляне.
Он понимал, что восстановление колхоза «Путь к коммунизму» за такой короткий срок, как два года, намеченный по плану, невозможно, если не привлечь по-настоящему творческие силы всех колхозников. Он знал, что стоит только как следует этим заняться, и все, даже самые трудные вопросы будут решены.
Из упорной борьбы за урожай родилась ОКБ — группа инициативных ребят-комсомольцев.
Васютина вначале несколько смущали выдумки Ольги и ее товарищей. Таинственная пещера, тропический сад в ней, актинидия и лимоны, десятки опытных делянок на полях. Вся эта романтика поисков, окруженная тайной, казалось бы, совсем не предусмотрена инструкцией по работе среди молодежи. Однако Васютин считал, что она помогает процветанию колхоза. Комсомольцы прекрасно работали на полях. Они знали, что материальное благосостояние их колхоза не только даст им возможность купить еще больше ламп для подземной оранжереи, приобрести новые буры, моторы, насосы, построить мощную электростанцию, самим сделать озеро. Они мечтали о большем: в два года вырастить тополя для защитных полос, пустить воду на поля, изменить климат района. Да мало ли о чем мечтали молодые хозяева колхоза «Путь к коммунизму»! Они знали, что все эти дела — маленькая частица великого сталинского плана переделки природы.
Все свое свободное время, все желания Васютин отдал комсомольцам. Некогда было вспоминать о хозяйке, оставшейся в Казахстане, да и не нужно. Совсем редко на мгновение промелькнет перед глазами печальное, с оспинками на лбу, когда-то дорогое лицо и сразу растает, как в тумане. И вот снова из глубины сознания выплывает знакомая до мельчайших подробностей картина родной деревни, какой ее представляет Васютин через несколько лет. Он видит Девичью поляну ясно и отчетливо, как на «генеральном плане реконструкции». Здесь будет новый агрогород. Наверное, к тому времени он станет иначе называться — уже не Девичьей поляной.
Обо всем этом думал сейчас Васютин, стоя возле окна своей маленькой комнатки.
К самому краю деревни прилепилась маленькая хата. Жила в ней глухая старуха, и вот уже скоро пройдет два года, как поселился у нее тихий жилец Никифор Карпович. В деревне строились новые дома, и ему не раз предлагали переехать, но Васютин отказывался: то дом нужен для читальни, то для большой семьи. Ничего, успеется… Дома он все равно не сидит.
Уже совсем стемнело. В стеклах рамы давно погас закат, а Васютин все еще стоял у окна.
Мимо изгороди палисадника медленно проплыла чья-то тень. Звякнула щеколда калитки. Невысокий человек в светлой кепке нерешительно остановился возле крыльца.
— Кто там? — окликнул Васютин.
— Это я. Бабкин. Думал, вас дома нет, — темно.
— Свет пока еще не дали, — отозвался Никифор Карпович, высовываясь из окна. — А с лампой возиться не хочется. Не споткнитесь там, в сенях.
Бабкин вошел в комнату. Фигура Васютина четко вырисовывалась на синем фоне окна.
— Хозяйку там мою не встретили? — спросил Никифор Карпович, поворачиваясь к гостю. — Ничего не слышит. Выписал ей из Москвы карманный усилитель для глухих, а она его боится… Приучать еще долго придется. Ну, да что с нее взять? Некоторым людям и помоложе моей хозяйки все сначала кажется либо страшным, либо ненужным. Обойдемся, мол…
Васютин встал и широко расправил плечи, так что хрустнули кости.
— Ох, и не люблю я этого равнодушного спокойствия! — со скрытым раздражением проговорил он. — Есть у нас еще такие, с позволения сказать, колхознички, на всю жизнь готовы остаться глухими, глухими ко всему, только бы их на большие дела не тянули, зовешь их, зовешь — не слышат, только ухмыляются. «Зачем нам все это? Обойдемся…» А слово-то какое мерзкое «обойдемся»! — Васютин зашагал по комнате. — Сегодня опять услышал это слово от одного нашего уважаемого бородача. Хозяин он умелый, на усадьбу его посмотрите — чего там только нет! Трудодней у него порядочно, ничего не скажешь. Значит, и колхозник он неплохой. А вот когда сегодня зашел разговор об орошении, тут он и сказал: «Обходились пока, и сейчас обойдемся». Хорошо, что таких колхозничков по пальцам можно пересчитать, а то бы не только каналы на полях — колодца бы не вырыли. — Он помолчал, словно о чем-то вспоминая. Ну, а как идут дела у вашего друга? Да вы садитесь!
