Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2012)
Гошка сквозь муть в глазах улыбается.
– Рано прощаетесь, ребята… Придется вам бренное мое еще недельку-другую потаскать…
– Это на какой же резон? – Санек сердится.
Да и я обижаюсь. Сам же нас в бега сманил, под вышак подвел, и не наша вина, что его подстрелили. Что мы, санитарная команда – таскать его?
– Потаскаете, – смеется Гошка. – Иначе что ж вы есть будете?
– И согласились?
– А куда деваться? По-людски попрощались, и Санек его дубиной оприходовал. Две недели на этом пайке прожили, но тут новые беды – ударили морозы, да такие, что лес трещит, в небе столбы света гуляют, и никаким костром в этот холод не угреться. Не то что идти целый день, нос из берлоги высунуть больно – так прихватывает. А потом и совсем кирдык случился – огонь проспали.
Спички-то у нас давно кончились, угли таскали в колоде, раздували на дневке, огонек на сухой мох ловили – приспособились. Но в самый мороз как-то сморило сном обоих – чуть не замерзли. Проснулись ночью – здравствуйте! Повестка на тот свет.
С горя ломанулись в темноте через лес, куда глаза глядят. На что надеялись? На чудо. Если к утру тепла не найдем, то все – носом в снег и волчья отходная. Плохо помню я этот бег. Ветки по глазам хлещут, кусты робу дерут, и без того драную, по спине пот стекает, но тепла от этого ни капли – трясешься на морозе, да еще и мокрый. Потом силы кончились. Помню, встал на колени и думаю: хватит – здесь и лягу.
Только вдруг Санек со всего маху по шее мне как даст!
– Слышишь ты или нет, что говорю!
Я повернулся медленно, смотрю на него без мысли. В ушах глухо так голос, как через перину:
– Там, гляди… жилье, что ли?
Не сразу дошло до меня. А как сообразил, о чем он, протер глаза, присмотрелся – вижу и впрямь: лес впереди редеет, луна в чистом поле светит, а на пригорке – крохотное какое-то строеньице – не то хатка, не то будка, для жилой избы вроде маловата, для собачьей конуры – великовата. Стоит черным кубиком, и ни огонька кругом, ни тына. Может, и правда, кусок скалы? А что, если будка эта – сторожевая? Ну да нам с Саньком бояться уж нечего, отбоялись свое.
Подошли, разглядели, пощупали. Оказалось – листового железа сарай, ворота двустворчатые, без замка, проушины толстой проволокой замотаны.
– А ну, давай, Санек! Для твоих клешней задача! Раскрути-ка эту проволоку.
– Не могу, – говорит, а сам поник совсем. – Пальцы онемели, ничего не чувствуют…
Ну взялся я сам, варежки драные, шкура с пальцев клочьями сходит, совсем застудил руки, но размотал проволоку и ворота открыл. Вот бы, думаю, тут ход подземный, пусть к вертухаям, лишь бы в тепло! Но нет, железная, стылая громада во весь сарай. Пахнет соляркой. Сбоку – электропакетник и кабель наружу уходит. Пощелкал рубильником – хрен. Нет напруги. И тут сообразил: да это же электрогенератор! Если завести мотор, будет электричество, свет. Может, и тепло. Только как его завести? Эх! Сюда бы Гошку!
Пошарил еще вокруг генератора, нашел железную рукоятку, вроде той, что моторы заводят. Нашел и дыру, с виду подходящую – да все почти на ощупь, хорошо, луна в спину…
Вставил рукоятку, зацепил там за что-то, поднажал – еле-еле провернулось, чавкнуло – и все. Нет, так нам его не завести.
– Санек! – зову. – А ну помоги! Один я корячиться должен, что ли?
Не отвечает Санек, кабан ленивый. Как буханки жрать, так он первый! А как навалиться хорошенько… Я крутанул еще раз. Будто веслом в трясине гребешь – ни толку, ни удовольствия.
– Нет, брат, дизель так не запустить, – раздалось за спиной.
– А как? Может, ты знаешь?
– Тут бензиновый пускач должен быть. Долей в бак из канистры.
– Сам долей! Откуда мне знать, какой такой бак?!
Я сердито обернулся и чуть не упал от неожиданности. В дверях маячила щуплая низенькая тень.
– Под рукой у тебя патрубок! Крышку свинти.
Голос какой знакомый…
– Сплю я, что ли?
– Вот именно! Спишь на ходу! Бери канистру, вон там, в углу! Лей!
Я послушно поднял тяжелую емкость, снял крышку, наклонил. Пахнуло бензином.
– Осторожно! Не разливай! Блюди технику безопасности! Ну, хватит, завинчивай. Теперь подключи магнето. Видишь, проводок висит? Сюда его примотай, на клемму. Ну а теперь – крути маховик.
– Гошка, – прошептал я, взявшись за рукоятку. – Как же это так?
– Крути, тебе говорят!
Я крутанул. Еще. Проскочила искра. Маленький бензиновый двигатель чихнул и затарахтел ровно.
– Подавай муфту! – велел Гошка, показывая на короткий рычаг с набалдашником.
Я надавил на рычаг, что-то лязгнуло, заскрипело, провернулось, и вдруг страшно взревел дизель. Под потолком сарая сначала тускло, потом все ярче разгорелась пыльная лампочка.
– Готово дело! – Гошка вытер руки ветошью и бросил ее мне.
– Ну, пошли!
– Куда?
– Ты что же, не видишь?!
И тут я увидел.
Провода, что тянулись от нашего дизеля в поле, стали, будто елочные гирлянды, вспыхивать лампочками. Лампочки загорались сначала по одной, по две, по четыре, а потом целыми гроздьями, как в театре. И чем дальше, тем больше ветвились, разбегались в разные стороны огни, и вот уже свету достало на целый город. Осветились окна, улицы, побежали машины и огромный паровоз без трубы прогудел, набирая ход. А над крышами, посылая во все стороны лучи, висел огромный дирижабль.
– Что это, Гоша?! – спросил я.
Ноги у меня подкашивались уже не с устали, а от удивления.
– Чудак-человек! – рассмеялся Сухотин. – Я же тебе говорил: это секретный город! Пошли! У нас еще дел по горло.
– А Санек? – я обернулся.
Санек спал сидя, привалившись к металлической двери сарая. Ноги его заметал снег.
– Пусть спит, – сказал Гошка. – Намаялся, хватит с него.
– Он же замерзнет! – обеспокоился я.
Гошка таинственно улыбнулся.
– Нет, нет! Он уже не замерзнет! Пошли!
Мы шли по широким, солнечным улицам, а вокруг поднимались дома-небоскребы, над головой проплывали дирижабли, навстречу нам попадались люди, на ходу разговаривающие по телефону, что у каждого висел на ремне через плечо. И никто из них не обращал внимания на нашу зэковскую робу, на номера, пришитые на груди и на лбу, на весь одичалый наш вид.
– А документы у нас не спросят? – на всякий случай поинтересовался я.
– Не спросят, не спросят, – успокоил Гошка. – Тут уже Амнистия наступила. Про нас теперь все знают.
– За что это нам такая честь?
– За то, что мы идем на доклад к Самому.
И вот мы подошли к незаметной двери, спустились глубоко под землю и оказались перед экраном. Гошкин земляк как раз оказался дежурным и сразу дал Москву…
Ну а дальше вы знаете, товарищ Верховный Главнокомандующий. Извините, если рассказывал слишком долго, но вы сами приказали – во всех подробностях. А напоследок разрешите мне от лица всех фронтовиков республики Коми пожелать вам, дорогой товарищ Верховный Главнокомандующий, крепкого здоровья и долгих, долгих лет жизни!
