Иван Афанасьев - Тегле
А коли так, значит, сражение продолжается. В Рим кардинал уже не вернется. Не та у него репутация, да и именем Джироло он пользоваться навряд ли станет. Где он мог скрыться, Кондрахин не знал. Но и Джироло не знал, где Кондрахин. И даже не представлял, жив ли тот. Похоже, на данный момент их шансы временно уравнялись. Уравнялись — если картина Третьей Печати по-прежнему в Ватикане. Юрий полагал, что просто так столь ценную и опасную вещь переносить вряд ли можно. Вокруг нее должно быть наверчено множество слоев защиты, не сняв которую, до самой картины дотронуться невозможно.
С одной ногой, да на исходе ночи, кардинал мог позаботиться только о себе. К тому же — если он обладатель картины, то может использовать ее и издали. Скорее всего, Джироло просто огородит комнату с картиной, и про нее все забудут. Только он, Кондрахин, не забудет.
Всю ночь Юрий безмятежно спал под охраной двух полицейских. Кроме отиравшегося у входа городового, под окном устроился еще один полицейский агент, в штатском. А поутру, едва он проснулся, в его палату уже деликатно стучался следователь.
— Как спалось, господин без имени? Память не вернулась?
Кондрахин развел руками, сказав, что выспался отменно. Будук-Оол раскрыл блокнот, придал лицу сосредоточенный вид. Начинался официальный допрос. Каждый ответ Кондрахина следователь записывал сам, а затем давал прочитать запись и просил расписаться. В первый раз, когда Юрий недоуменно спросил, а как же он сможет расписаться, если представления не имеет о своей фамилии, господин Кажегет игриво сказал:
— А что Ваша рука напишет, тем мы и удовлетворимся.
Делать было нечего, и Кондрахин коряво нацарапал "И. Сталин. Верно".
Он повторил эту подпись множество раз, на нескольких различных листах. И некоторые из заданных вопросов ему совершенно не понравились. И о знакомстве с Ватиканом (отрицал), и о владении итальянским (признал), и о прохождении военной подготовки (отрицал), и о контактах с Коллегией Охраны Безопасности (не смог ответить).
— И. Сталин — это кто? — поинтересовался следователь, запихивая подписанные Юрием листы бумаги в портфель.
— Лучший друг физкультурников, — с предельно мрачной физиономией ответил Кондрахин. Кажегет кивнул, улавливая смысл ответа. Сегодняшний допрос он сумел построить так, что ни один из ответов Юрия не содержал в себе ни упоминаний чертовщины, ни сообщений об иных мирах. Умен был Кажегет Будук-Оол, умен и аккуратен.
— Что же, одежду и деньги Вам принесут. После того, как Вы признали их своими, я рискнул распорядиться об обмене их на наши рубли. Вам и пребывание в больнице оплатить следует, да и вообще деньги всегда пригодятся человеку без роду, без племени.
— Благодарю, господин следователь.
Юрий благодарил искренне, прекрасно понимая, что разговор вовсе не окончен. Следователь выполнил свои формальные, предусмотренные законом обязанности. А вот сейчас он начнет с ним, с подозреваемым, причем подозреваемым бог знает в чем, свои следственные игры. Плохо было то, что сегодня Кондрахин совершенно не мог уловить мыслей господина следователя. Тот не пользовался мыслезащитой. Как Ростиг, как сам Кондрахин, он использовал двоемыслие. Все, что мог взять из сознания следователя Юрий — это следующий по порядку вопрос. Ни ожидаемый ответ на него, ни обстоятельства, вызвавшие этот вопрос, Кондрахин не разгадывал. При таком положении дел Будук-Оол его легко переиграет.
— Только вот, господин без имени, есть одно небольшое затруднение. В Московском Ханстве разрешение на ношение оружия дается лишь определенным чинам. Если признать оружие Вашим, получается, что Вы — нарушитель закона. А не признать его Вашим нельзя, потому как у меня имеются протоколы допроса нескольких свидетелей, которые подтвердили — Ваш пистолетик. Вот так.
— Да откуда Вы знаете, что мне не положено оружие иметь? Я, как Вы должны были догадаться, не рядовой обыватель. Заберите его себе, скажем, в связи с моей временной недееспособностью. Я совершенно на Ваши действия не обижусь.
Следователь вновь присел на красивый стул с гнутой деревянной спинкой, закинул ногу на ногу.
— Дак ведь в том и штука, разлюбезный сударь, что, как человека без памяти, я обязан отправить Вас в психическую больницу. Сначала на обследование, а потом, я предполагаю, на лечение. Палаты там на замках, в окнах решетки, а врачи не верят ни одному Вашему слову. Плохо там, одним словом. Плохо, и выйти скоро не получится.
Юрий пожал плечами. Прямо детские какие-то угрозы: а вот я сейчас в тебя песочком с совочка как брошу! Хотя, будь на его месте обычный человек — действительно бы испугался.
— А вот если к Вам память бы вернулась — чуть-чуть, лишь касаемо этого пистолетика — то я бы и без врачебной комиссии смог бы обойтись. И если преступных деяний за Вами не обнаружится, то и выписались бы себе спокойненько, со всеми деньгами.
Тут Кондрахин припомнил, что с деньгами тоже не все запросто получалось. В пересчете на рубли у него было не менее семидесяти тысяч. При себе такие деньги могли носить лишь миллионщики — купцы и банкиры — или же выдающиеся грабители. Вчера, узнав про деньги из мыслей следователя, он просто не придал значения сумме.
— Да возьмите себе половину этих денег и отстаньте от меня! Господин Кажегет, Вы — как маленький. Если я не простой человек, то ведь ясно, что или комиссия меня здоровым признает, или Вас уволят. Я даже мысли не допускаю, — прибавил Кондрахин с притворным ужасом, — что Вы попадете под трамвай. Что Вы! Все произойдет тихо. Вам прикажут сверху забыть о моем существовании. А также и обо всем остальном, как, скажем, мне. А может, я просто бесследно испарюсь из этой палаты на глазах десятка свидетелей. Ну, зачем нам с Вами, серьезным людям, такая чертовщина?
Будук-Оол даже не дрогнул, не сморгнул. Как сидел на стуле, так и сидел.
— Вот Вы, господин без имени, и проговорились. Попытка подкупа должностного лица при исполнении… Да еще угрозы прибавим. Не хочется Вам, чтобы персона Ваша была раскрыта. Боитесь. Так я не злодей бессердечный. Если Вы ко мне с уважением, то и я навстречу пойду. Пистолетик откуда? А?
— Купил. В Италии. Истинная правда, господин следователь. Другого ответа у меня нет.
Он подкрепил свой ответ изменениями в голосе и выражении лица, придавая им максимальную убедительность. Но следователь, тертый калач, таких "убедительных" ответов за свою жизнь выслушал тысячи.
— Как должностное лицо, предупреждаю: Вы задержаны до выяснения обстоятельств. Палату не покидать. Городовой имеет право на применение оружия. Вспомните что новое — позовете. Через охранника. Сейчас к Вам гость. Журналист.
