Владимир Михановский - Перекресток дальних дорог (сборник)
— Знаю, — кивнул печально Румо.
— Да и что там хорошего, в мегаполисе? — продолжал Грено. — Суета, сумасшедшая гонка, ставки в которой — жизнь и смерть. Дым, копоть, чад… В общем, чувствуешь себя как в кипящей воде, — махнул рукой Грено, но Румо заметил, что глаза старика загорелись.
Маники продолжали скользить, а слева и справа к дороге подступала ветвистая пшеница. Стволы растений, толстые, как бамбук, с трудом удерживали налитые колосья. Кое-где зерно начинало течь: белковые явно не справлялись с работой.
— Я дал бы себе вырвать глаз, чтобы другим посмотреть на мегаполис, — сказал Румо.
— Запомни, мальчик: не всем быть урбанами, — рассудительно сказал старик. — Кому-то надо ходить в землецах. Вот как нам с тобой. И тут ничего не поделаешь. — Он высунул руку из манипулятора, отвел в сторону усатый колос и добавил: — Стену не пробьешь.
Загустевшие вечерние тени легли на пшеничные заросли.
— Послушай, Грено, — зашептал вдруг Румо. — А что, если бы мы сейчас разогнали маники до самой большой скорости…
— И?..
— И прямо в мегаполис!
— И расшиблись бы о силовую защиту. Или увязли в ней, как мухи в липучке.
— Знаю, — нахмурился Румо.
В этом месте послышался треск, и голос пропал. Очевидно, дешифратор размышлял над новым листком. Впрочем, пауза длилась недолго.
— …История, которая уходит корнями в глубь веков, — снова начал механический голос. — Год за годом город разрастался, поглощая окружающее пространство, подминая под себя окрестные селения. Наконец в перспективе возникла реальная опасность, что вся планета превратился в огромный город. Словно гигантский магнит, притягивал город людей. Приток их был беспрерывен и возрастал с каждым годом. Но синклит олигархов не мог отказаться от баснословных доходов, которые приносила пшеница. Для пшеницы же была необходима не только территория, но и люди — хотя бы по одному на каждый квадрат: слишком опасно было бы предоставить белковым полную самостоятельность.
Находить добровольных землецов становилось все труднее. Все уходили в мегаполис. И тогда синклит после долгих дебатов решился на крайние меры. Любой ценой нужно было оградить мегаполис от дальнейшего разрастания. И вот вокруг города выросла Стена, окаймленная защитным полем.
Но просто закрыть доступ в город было нельзя, как нельзя человеку перерезать артерии. По бесчисленным дорогам в город и из города непрерывно шли грузовые потоки — кровь, омывающая огромный организм. Тогда-то и придумали радиожетоны, позволяющие владельцу беспрепятственно проникать сквозь Стену…
Не знаю, кому попадут в руки эти записки. Знаю лишь, какая кара постигнет меня, если эти листки попадут к охране. Но все равно, я должен запечатлеть слово правды. Если я его не произнесу, оно убьет меня. Истина не жалует своих приверженцев, что ж! Зато по крайней мере я знаю, на что иду.
Итак, мегаполис оградили Стеной. Кстати, тогда же и возникло слово «город». Устало шагали века. Поколения рождались, жили и умирали, и с каждым из них углублялась пропасть между мегаполисом и остальным миром. Жители мегаполиса — урбаны — захватили все. На долю остальных — землецов — осталось только одно: пшеница, пшеница, пшеница…
Урбаны были таковыми от рождения, по наследству. Они проносились над планетой в аппаратах, позволяющих видеть все, оставаясь невидимыми.
Принято было считать, что так от бога.
Среди землецов ходили об урбанах разные слухи. Говорили, например, что урбан в два раза выше землеца, что с лица он темен, потому что в кожу въедается городская копоть, которую не отмыть. Говорили также, что жители мегаполиса умеют ходить пешком и даже предпочитают пеший способ передвижения, поскольку на городских магистралях слишком много манипуляторов. Да мало ли что еще говорили?
Что до землецов, то уже три сотни лет нога их не касалась почвы. Благо, поля были достаточно обширны, чтобы два встречных манипулятора могли разминуться…
Ноги землецов постепенно атрофировались. Попробуй полежи три дня — и ноги как чужие. А если три века!
— …Послушай, Грено, — сказал однажды Румо. — Силовое поле, окружающее город, захватывает машину, если у человека, сидящего внутри манипуляторов, нет жетона. Так?
— Конечно, — согласился Грено, не понимая, куда клонит юноша, — Ты что же, думаешь, жетон можно подделать?
— Не то, совсем не то! А что, если… — Румо перегнулся через борт маника и что-то быстро и горячо зашептал на ухо старику. Лицо Грено словно окаменело. Затем улыбка тронула обветренные губы.
— Неплохая идея, малыш, — сказал Грено. — Во всяком случае, для нас это единственный шанс попасть в мегаполис. Но ты представляешь, как много нам нужно трудиться?
— Какой землец боится труда! — воскликнул Румо.
— Что ж, тогда попробуем, — решил Грено.
…С некоторых пор Румо зачастил к Грено. Он бросал свой квадрат без присмотра, вернее, оставлял у пульта одного из белковых, хотя это строжайше возбранялось.
Грено и Румо запирались в просторном хранилище и долгие часы не выходили оттуда.
Если бы сборщик наткнулся на квадрат, брошенный землецом, виновному не поздоровилось бы. Но судьба благоволила к заговорщикам…
Дело подвигалось медленно. Осуществить то, что придумал Румо, оказалось куда труднее, чем могло показаться поначалу.
Первая попытка окончилась плачевно. Грено занял наблюдательную позицию у окна, откуда просматривалась главная дорога, по которой мог появиться сборщик. Наступила решительная минута.
— Ты первый. Давай, малыш, — сказал Грено. — Если что, я подам сигнал.
Румо отстегнул привязные ремни, осторожно отвел от висков эластичные щупальца-биоконтакты, с помощью которых его мысленные приказы передавались манипулятору. Теперь Румо был сам себе хозяин. Руки Румо слегка дрожали. Он перегнулся через борт манипулятора, и ему показалось, что пол где-то глубоко внизу…
— Не мешкай, — поторопил его Грено.
Румо взял двумя руками собственную ногу, легкую, будто ватную, и перенес ее через борт манипулятора. Затем то же проделал с другой ногой. Немного подождал, свесив ноги за борт. Затем наклонился и, оттолкнувшись руками, неловко спрыгнул. Ноги подогнулись, и Румо во весь рост растянулся на полу.
— Ушибся? — тревожно спросил Грено.
— Немного, — выдавил сквозь зубы Румо, пытаясь подняться. Это, однако, ему не удалось. Румо подполз к стене и ухватился за вертикальную стойку стеллажа. Перебирая по ней руками, он поднялся во весь рост и застыл, напряженно улыбаясь. Но старик видел, что Румо держится лишь на руках.
