Пол Андерсон - Время огня
Металлический трос длиной в пять футов прикреплен одним концом к кольцу на ноге, другим — к скобе в стене. Этого вполне достаточно. Путешественник во времени уносит с собой все, с чем связан. Например, одежду. Таким образом, Хейвигу пришлось бы уносить с собой всю крепость. Он даже и не пытался.
— Садитесь, садитесь, — пригласил Калеб Уоллис.
Он разместил свой широкий зад на одном из стульев, за пределами досягаемости пленника. Его черный мундир с эполетами, аккуратно причесанные рыжеватые бакенбарды, лысина — все утверждало превосходство над грязной архаичной одеждой Хейвига, его покрытым щетиной подбородком, налитыми кровью и окруженными кольцами глазами.
Уоллис взмахнул сигарой.
— Я не сержусь на вас, — сказал он. — В сущности, я даже восхищаюсь вашим умом и энергией. Поэтому я приказал дать вам отдохнуть перед этим разговором. Надеюсь, вас хорошо покормили? Садитесь.
Хейвиг послушался. Оцепенение не проходило. Всю ночь ему снилась Ксения. Они плыли куда-то в большом тримаране, паруса которого превращались в крылья и уносили их к звездам.
— Мы здесь наедине, — сказал Уоллис. За дверью ждала охрана, но двери толстые и плотно закрыты. — Можете говорить свободно.
— А если не буду? — спросил Хейвиг.
На него смотрели глаза, подобные пулям.
— Будете. Я терпеливый человек, но не позволю вам больше вмешиваться в мое предназначение. Вы живы потому, что я надеюсь: вы каким-то образом компенсируете вред, который принесли. Например, вы хорошо знаете вторую половину двадцатого века. И у вас там много денег. Это нам поможет. Для вас лучше, если поможет.
Хейвиг почесал кожу под одеждой. Он тупо подумал: «Как это недраматично, что только что овдовевший, попавший в плен человек, которому пригрозили пыткой, не мыт, кожа его зудит, и от него несет». Он вспомнил, как однажды сказал Ксении, что ее любимые классические поэты упускали такую низменную реальность; в ответ она процитировала ему Гомера, драмы, гимны — множество стихов, которые доказывали, что он ошибается. Палец ее дрожал на строках, и пчелы жужжали в розах…
— Я знаю, что у вас была женщина в Константинополе, что она заболела и вы вынуждены были оставить ее, — сказал Уоллис. — Это нехорошо. Я вам сочувствую. Но знаете ли, вы сами навлекли это на себя. И на нее. — Качнулась крупная голова. — Да, вы сами. Не стану говорить, что вас наказал Бог. Это возможно, но природа дает людям то, что они заслужили, и недостойно белого человека так привязываться к подобной женщине. Вы ведь знаете, она была левантинка. А это означает смешанную кровь. Все эти армяне, азиаты, эскимосы, евреи, вероятно, и от ниггеров что-то… — Уоллис снова взмахнул сигарой. — Понимаете, я ничего не имею против, когда вы, мои парни, развлекаетесь. — Он жизнерадостно подмигнул. — Нет, нет. Как я понимаю, это часть платы. Пробуйте почти все, что хотите, когда хотите, и никаких глупостей впоследствии — ни с ней, ни с другими. — Он нахмурился. — Но вы, Джек! Вы на ней женились!
Хейвиг старался не слушать. Но не сумел. Голос продолжал греметь.
— Это еще хуже, чем кажется на первый взгляд. Это символично. Ты спустился на низший уровень, ибо такая, как она, не могла подняться до тебя. И ты уронил достоинство целой расы. — Голос его стал жестким. — Ты не понимаешь? Это было всегда проклятием белого человека. Так как он более интеллигентен и чувствителен, он всегда открывается тем, кто ненавидит его. Он впускает в свой дом лживых лицемерных людей и проходило много времени прежде, чем он убеждался, что открылся врагам хитрым и жестоким. О, да, да, я изучал твой век. Именно тогда произошло то, что готовилось десятилетиями, пришел в действие заговор, уничтоживший мир белого человека, открывший ворота для монголов и маури. Ты знаешь, что я считаю величайшей трагедией всех времен? Это когда два величайших гения, каких когда-либо создавала раса белых людей, возможные спасители от нашествия славян и китайцев оказались в состоянии войны друг против друга. Дуглас Макартур и Адольф Гитлер.
Хейвиг понял — вначале с легким изумлением, потом с горячим удовлетворением, — что плюнул на пол, и выпалил:
— Если бы генерал услышал вас, Уоллис, я бы гроша не дал за вашу жизнь! Впрочем, она и так его не стоит.
Удивительно — а может, и нет, но он не вызвал гнева.
— Вы доказываете правоту моих слов. — В голосе Сахема звучала печаль. — Джек, я должен заставить вас увидеть правду. Я знаю, инстинкты у вас здоровые. Они только погребены под коварной и хитрой ложью. Вы ведь видели империю ниггеров в будущем, и все-таки не понимаете, что должно быть сделано, что будет сделано, чтобы вернуть человечество на верную эволюционную дорогу.
Уоллис затянулся, так что кончик сигары загорелся, как красный бакен, выдохнул ароматный дым и добавил благожелательным голосом:
— Конечно, сегодня вы не в себе. Вы потеряли девчонку, которая вам не безразлична. Я уже сказал вам, что сочувствую. — Пауза. — Однако она и так к сегодняшнему дню была бы уже давно мертва, верно?
Голос его стал жестким.
— Все умирают, — сказал он. — Кроме нас. Я считаю, что мы, путешественники во времени, не обязаны умирать. Вы можете присоединиться к нам. Можете жить вечно.
Хейвиг воздержался от ответа: «Отказываюсь, если это распространяется на вас». Он ждал.
— В том мире, который мы строим, будет достигнуто бессмертие, — сказал Уоллис. — Я убежден. Скажу вам кое-что. Это тайна, но либо я буду вам доверять, либо вы умрете. Я побывал в конце первой фазы и видел себя самого. Я писал свою инструкцию. Не забудьте, к тому времени я уже состарился. Обвисшие щеки, ревматические глаза, дрожащие руки в пятнах… неприятно видеть себя самого старым, неприятно. — Он выпрямился. — Но в том путешествии я узнал кое-что еще. В конце я исчезну. И меня больше не увидят, за исключением короткого посещения второй фазы. Никогда. И точно то же произойдет с большинством моих помощников. Я не стал узнавать их имен — нет смысла тратить на это время жизни, но не удивлюсь, если вы окажетесь среди них.
Эти слова отчасти развеяли апатию Хейвига.
— Что, по-вашему, произойдет? — спросил он.
— То, о чем я написал! — воскликнул Уоллис. — Вознаграждение. Мы выполним свою работу, и нас перенесут в далекое будущее и сделают вечно молодыми. Мы будем как боги.
Снаружи в небе закаркала ворона-.
Трубное звучание в голосе Уоллиса, стихло.
— Надеюсь, вы будете включены, Джек, — сказал он. — Надеюсь. Вы энергичный человек. Признаю, что именно ваши рассказы о Константинополе подсказали Красицкому идею нашего рейда. И вы проделали там очень ценную работу, прежде чем свихнулись. До сих пор это наш лучший улов. Он нам дал необходимые средства для продолжения. Поверьте мне, Калеб Уоллис чужд неблагодарности.
