Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...
Оба разулись, как в Японии или при входе в мечеть, я махнул в сторону кухни.
– Проходите. Там чай, кофе, печенье, орехи. Коньяка не обещаю.
– А мы с собой привезли! – ответил Лукошин бодро.
– С собой и увезете, – сообщил я. – У меня и вечер будет непростой. Эх, если бы князь Владимир принял христианство с мусульманским уклоном… Глеб, ты что, опять пил?
Лукошин в унынии развел руками.
– А что делать? Построил дом, посадил дерево, воспитал сына… теперь вот пью от отсутствия определенных целей в дальнейшей жизни. Штаты пошел бы мочить, да не достанешь проклятых.
Белович принюхался к нему, поинтересовался:
– Ты же за рулем. Чо делаешь?
– Я за рулем не пью, – ответил Лукошин солидно. – Останавливаюсь и выхожу из машины. И пока все не допью, за руль не сяду.
– А-а-а, ну тогда другое дело. Я тоже так делаю. Пьяным вообще за руль никогда не сажусь… ну разве только погонять.
На кухне чинно уселись рядышком, я засыпал зерна в кофейный агрегат, включил. Под мерное жужжание Лукошин поглядывал на экран крохотного кухонного телевизора, проворчал:
– Что делают, гады, что делают!
Белович сказал раздраженно:
– Да что хотят, то и делают, сволочи.
Лукошин добавил с горечью:
– И никакого укорота им. Как там сказано про злую тещу?.. не помню, но про тещу, что везде сует нос…
Белович сказал с тоской:
– Да что ты ворчишь на свою тещу! Она у тебя золото, я же видел, как она тебе блины пекла!.. Эх, мне бы твои проблемы… Тут вообще зверею от ее поучений, наставлений, все учит жизни, вмешивается во все наши дела. Замочить ее на фиг, так без нее будет еще хуже… Что делать, Борис Борисович?
Я отмахнулся:
– Поменяйся с Глебом. Может быть, твоя теща его устроит.
Белович опешил:
– При чем здесь теща? Я говорю про эту гребаную Америку! Это она везде лезет, сует свой нос. Порнухой да бивисами все у нас развратила. Сами у себя вкалывают, а нас приучают к халяве!
Посмеялись вместе, я наполнил чашки, Белович помог высыпать из пакета печенье на тарелочку, придерживая края пакета, сказал, впрочем, без всякой убежденности:
– Америка Америкой, но это коммунистический режим развратил людей. Отучил работать. Никто не хотел работать на неизвестно кого, вот и возвели в культ увиливание от работы.
Лукошин покачал головой.
– Увы, это началось намного раньше. Я даже не смогу сказать, когда.
– Но ведь при царе работали?
– И при царе самые популярные герои были те, кто не работал, кто умел увильнуть от труда. Так что Борис Борисович во многом прав, мы всегда отлынивали от работы. Наверное, еще до Рюрика отлынивали, это он со своими немцами приучал нас к работе. Как мог, конечно.
Белович с задумчивым видом насыпал в чашку сахар, задумывался, потом снова сыпал, то ли потерял счет, то ли пытается сорвать железку. Сказал нерешительно:
– Если уж в самом деле сдаваться… то я предпочел бы… предпочел, уж простите за откровенность, сдаться Израилю.
Лукошин отшатнулся:
– Эт почему же такая дикая идея? То-то смотрю, у тебя и нос крючком…
Белович ахнул:
– У меня?
– Был, – поправился Лукошин, – пока не расплющили. Или это пластическая операция?
Я кисло усмехнулся.
– Идея неплохая, только израильтяне не примут. Не захотят плодить евреев вот так… гм, массово.
Белович сказал кисло:
– Сам знаю, что не примут. Да и мы не сможем. Думаю, что и немцами вот так сразу не сможем, как и французами. А евреями быть еще труднее.
– Ну да, – поддакнул Лукошин, – каждый день теракты, автобусы взрывают…
Белович отмахнулся:
– Для нас это фигня на постном масле. Когда Белый дом штурмовали, тысячи зевак вышли. Под пулями и осколками стояли, чтобы не пропустить зрелища. Жен и детей привели! Такое… дурь это или беспечность, отвага или что-то еще – разбирайтесь сами, евреям и не снилось! Трудно потому, что у евреев требования больно велики к самим себе. А нам как раз надо такое, чтобы требований поменьше…
Лукошин хохотнул:
– Тогда зачем вообще присоединяться? Меньше всего требований к себе у русского народа.
– Требования должны быть, – возразил Белович, – но не чрезмерные. Чтобы израильтянам стать тем, чем они стали, не только Моисею пришлось сорок лет водить свой народ по пустыне! Их еще и в других пустынях и царствах жгли и мяли, чтобы слизь выжечь и рабский дух выдавить!.. Нет, такое нам не по силам, надо что-нибудь полегче.
Лукошин спросил подозрительно:
– Что-то мне твой вид не ндравится. Фамилия у тебя, говоришь, в самом деле белорусская?.. Гм… надо еще разок будет проверить. И нос у тебя до операции был все-таки длинноват…
Белович пожал плечами.
– Какой есть.
– Не ндравится, – повторил Лукошин с нажимом. – На что намекиваешь? Евреев, ладно, побоку, мне самому евреем становиться не хочется, я жук старой закалки, но почему не рассматриваешь возможность онемечивания? Все-таки арийский дух, голубая кровь, тысячелетний Рейх…
– Немцы слишком любят работать, – вздохнул я. – Слишком! У нашего народа даже особые анекдоты про немецкую работоспособность. Нет, не пройдет. Ты прав, чутье у тебя просто сверхчеловеческое. Я в самом деле все варианты уже отбросил, кроме заокеанской империи. Только Штаты!
По кухне словно пропустили электрический ток. Оба вздрогнули, потом застыли, друг на друга посматривали осторожно, одними глазами, потом уставились на меня.
– А что? – сказал я. – Американцы тоже не любят работать. Наверное, потому, что среди них много русских изначально, а потом добавлялись с каждой волной эмиграции.
– Не так уж и много, – заметил Белович. – С количеством немцев, к примеру, не сравнить. Или даже ирландцев.
– Паршивая овца все стадо портит, – возразил я. – Но дело не в этом. Я сказал, что американцы тоже не любят, и тут вы с присущим вам нахальством перебили. Я, кстати, сразу вспомнил старую пословицу: перебила свинья «Отче наш», так пусть же сама Богу молится, но я не стану заставлять вас развивать мою мысль, все одно не потянете, скажу сразу: да, американцы не любят работать, как и русские, но… работают! Они понимают необходимость работы, в этом их отличие от русских. Русские упорно твердят, что не в деньгах счастье, и загадочно намекают на какие-то свои особые духовные ценности. Простите, что это за ценности? Покажите мне их! Хотя бы укажите!.. Ткните меня носом, даже не носом, а шнобелем…
Лукошин критически посмотрел на мой нос.
– Это у вас шнобель? У вас нечто рязано-монгольское. С примесью папуасскости. Ваш предок не приехал в Россию с Миклухо-Маклаем?
Я отмахнулся:
– За мои слова не только шнобель отыщут, но и по маме знаете кем определят! Так вот, если все-таки что-то отыщете, я вам сразу же укажу на точно такие же у любого народа, только там их будет больше. И сияет ярче. Заслуженно. Так вот сдаться Америке и влиться в ее империю – проще, понятнее. Да мы и так хоть и ругаем Америку постоянно, но все-таки пользуемся как Интернетом, так и компьютерами, где гоняем штатовские баймы, смотрим штатовские фильмы, читаем штатовские книги…
