Уильям Голдинг - Повелитель мух. Бог-скорпион (сборник)
К Ральфу пробился голос Хрюши:
– Давай я им скажу.
Он вдруг поднялся в поднятой схваткой пыли, и, завидя его намерения, племя перешло на дружное улюлюканье.
Хрюша поднял рог, улюлюканье чуть стихло и снова грянуло – еще сильней.
– Рог у меня!
Хрюша орал:
– Сказано вам, рог у меня!
Как ни странно, настала тишина; племя приготовилось послушать, что такого забавного собирается преподнести Хрюша.
Тишина, запинка. И среди тишины – странный шум по воздуху у самой головы Ральфа. Он почти его не заметил, но вот – опять, легкое «ж-ж-ж!». Кто-то бросал камушки. Это Роджер их бросал, не снимая другой руки с рычага. Ральф был внизу косматой копной и Хрюша – мешком жира.
– Я вот что скажу. Вы ведете себя как дети малые.
Снова улюлюканье взвилось и замерло, когда Хрюша поднял белую магическую раковину.
– Что лучше – быть бандой раскрашенных черномазых, как вы, или же быть разумными людьми, как Ральф?
Дикари неистово загалдели. Хрюша снова орал:
– Что лучше – жить по правилам и дружно или же охотиться и убивать?
Снова галдеж и снова – «ж-ж-ж».
Ральф перекричал шум:
– Что лучше – закон и чтоб нас спасли или охотиться и погубить все?
Джек уже тоже вопил, Ральфа никто не слышал. Джек отступил к племени. Они стояли грозной стеной, ощетинясь копьями. Они решались, готовились. Еще немного – и они бросятся очищать перешеек. Ральф стоял перед ними, посреди перешейка, чуть ближе к краю, копье наготове. Рядом стоял Хрюша, все еще поднимая талисман – хрупкую, сверкающую красавицу раковину. По ним сгущенной ненавистью ударял вой. Высоко наверху Роджер в исступленном забытьи всей тяжестью налегал на рычаг.
Ральф услышал огромный камень гораздо раньше, чем его увидел. Он почувствовал, как содрогнулась земля – толчок отдался в пятки, сверху с грохотом посыпались камни поменьше. Что-то красное, страшное запрыгало по перешейку, он бросился плашмя, дикари завизжали.
Камень прошелся по Хрюше с головы до колен; рог разлетелся на тысячу белых осколков и перестал существовать. Хрюша без слова, без звука полетел боком с обрыва, переворачиваясь на лету. Камень дважды подпрыгнул и скрылся в лесу. Хрюша пролетел сорок футов и упал спиной на ту самую красную квадратную глыбу в море. Голова раскроилась, и содержимое вывалилось и стало красным. Руки и ноги Хрюши немного подергались, как у свиньи, когда ее только убьют. Потом море снова медленно, тяжко вздохнуло, вскипело над глыбой бело-розовой пеной; а когда оно снова отхлынуло, Хрюши уже не было.
Стояла мертвая тишина. Губы Ральфа сложили слово, но ничего не выговорилось.
Вдруг Джек отбежал от своих и завопил:
– Ну что? Видал? И тебя так! Так тебе и надо! Нет у тебя племени! Нет больше твоего рога!
Он, пригнувшись, бежал на Ральфа:
– Я Вождь!
Злобно, старательно целясь, он запустил в Ральфа копьем. Острие до мяса прорвало кожу у Ральфа на боку, потом отлетело, упало в воду. Ральф качнулся, боли он не чувствовал, только страх, а племя, взвыв за Вождем вслед, уже надвигалось. Другое копье, гнутое, оно летело не прямо, а просвистело у самой его головы, и еще одно упало с высоты, где стоял Роджер. Близнецы лежали, скрытые за толпой, и безликие бесы запрудили перешеек. Ральф повернулся и побежал. Крик несся за ним, как крик перепуганных чаек. По инстинкту, которого он сам в себе не знал, Ральф петлял на открытом пространстве, и копья летели мимо. Он вовремя заметил обезглавленную свинью, перепрыгнул, с хрустом вломился в заросли и скрылся в чаще.
Вождь остановился возле свиньи, повернулся к племени, поднял руки:
– Назад! Назад в крепость!
Племя шумно повернуло к перешейку, и там уже стоял Роджер.
Вождь сердито спросил:
– Ты почему не на посту?
Роджер поднял на него твердый, сумрачный взгляд:
– Просто спустился.
Смерть смотрела из его глаз. Вождь не сказал ему больше ни слова, перевел взгляд вниз, на Эрикисэма.
– Ну что – вступаете в мое племя?
– Отпусти меня…
– И меня.
Вождь схватил одно из оставшихся на земле копий и ткнул Сэма под ребра.
– Вы что хотите этим сказать, а? – спрашивал Вождь свирепо. – Зачем с копьями сюда явились, а? Почему в племя вступать не хотите, а?
Копье уже ритмично втыкалось под ребра. Сэм взвыл.
– Да нет, ты не так.
Роджер оттеснил Вождя, только что не толкнув плечом. Вопль оборвался, близнецы лежали и смотрели вверх в немом ужасе. Роджер надвигался на них, облеченный неведомой властью.
Глава двенадцатая
Вопль охотников
Ральф затаился в зарослях и обдумывал, как ему быть со своими ранами. На правом боку был большой кровоподтек, рана кровоточила и вздулась. В волосы ему набилась грязь, они торчали, как усики лиан. Продираясь сквозь кусты, он набил синяков и весь исцарапался. Наконец отдышавшись, он понял, что с мытьем придется подождать. Ну как ты услышишь шаги голых ног, плескаясь в воде? Как укроешься в ручье или на открытом берегу?
Ральф вслушался. Он был в общем-то совсем недалеко от Замка, и сначала ему показалось со страху, что это погоня. Но охотники только пошарили по зеленой опушке – наверное, собирали копья – и сразу бросились обратно, к солнечным скалам, будто испугались лесной тьмы. Одного он даже увидел – коричневого, черного, красного – и узнал Билла. Да нет, тут же подумал Ральф, какой же он Билл. Образ этого дикаря никак не хотел сливаться с прежним портретом мальчика в рубашке и шортах.
День угасал; круглые солнечные пятна ровно смещались по зеленым листам и по бурому пуху стволов, со стороны Замка не доносилось ни звука. Наконец Ральф выбрался из кустов и стал пробираться к заслонявшим перешеек непролазным зарослям. Очень осторожно он выглянул из-за веток и увидел, что Роберт сидит на посту, на вершине скалы. В левой руке Роберт держал копье, а правой подбрасывал и ловил камушек. За его спиной подымался густой столб дыма, и у Ральфа защипало в ноздрях и потекли слюнки. Он утерся ладонью и впервые с утра почувствовал голод. Племя, наверное, обсело выпотрошенную свинью и смотрит, как капает и сгорает в золе сало. Смотрит, не отрывая глаз.
Кто-то еще, неопознаваемый, вырос рядом с Робертом, дал ему что-то и снова исчез за скалой. Роберт положил копье и, растопырив руки, заработал челюстями. Значит, пир начался и часовой получил свою долю.
Значит, пока ему ничто не грозит. Ральф за хромал прочь, к фруктовым деревьям, к жалкой еде, терзаемый горькой мыслью о пире. Сегодня у них пир, а завтра…
Он старался уговорить себя, что его оставят в покое; ну, может, даже изгонят. Но никуда не мог деться от нерассуждающей, страшной уверенности. Гибель рога, смерть Хрюши и Саймона нависли над островом, как туман. Раскрашенные дикари ни перед чем не остановятся. И еще эта странная ниточка между ним и Джеком; нет, Джек не уймется никогда, он не оставит его в покое. Ни за что.
