Клиффорд Саймак - Библиотека современной фантастики. Том 18. Клиффорд Саймак
Пес вроде бы что-то говорил о нерешительности кегельных шаров, о том, что они никогда не проявляют достаточной настойчивости, ограничиваясь полумерами. Я попытался вспомнить, что конкретно он тогда сказал, но память мою застлало туманом. Она перенасытилась событиями. И еще меня занимало таинственное исчезновение Пса.
— Паркер, — сказала Джой, — нам необходимо немного отдохнуть. Мы должны найти какое-нибудь сухое помещение и хоть часок соснуть.
— Угу, — согласился н. — Я сам об этом подумываю. Моя квартира…
— Твоя квартира отпадает. Она сейчас ничуть не лучше моего дома. Хорошо бы найти какой-нибудь мотель.
— Джой, у меня в кармане каких-нибудь один-два доллара. Я забыл зайти за чеком.
— А мой уже обращен в наличность, — сказала она. — Так что я при деньгах.
— Джой…
— Да, да понятно. Оставь это. Все нормально.
Мы продолжали наш путь по Университетской авеню.
— Который час? — спросил я.
Она подставила запястье под свет, падающий с приборного щитка.
— Около четырех, — ответила она.
— Ну и ночка, — обронил я.
Она устало откинулась на спинку сиденья и повернула ко мне лицо.
— Не говори, — подхватила она. — Взлетела на воздух одна машина с каким-то бедолагой — слава богу, что это был не ты; убит один друг, убит каким-то таинственным существом с другой планеты, и на его теле не обнаружено никаких следов насилия; ко всем чертям полетела репутация одной девицы, которая так хочет спать, что готова улечься где угодно…
— Да будет тебе, — прервал я.
Я свернул с авеню.
— Куда сейчас, Паркер?
— В редакцию. Мне нужно заказать телефонный разговор. Междугородный. С равным успехом его может оплатить и газета.
— Разговор с Вашингтоном?
Я кивнул.
— С сенатором Роджером Хиллом. Пора уже с ним поговорить.
— В такой ранний час?
— Роджу можно звонить в любое время. Он ведь слуга народа, не так ли? Во всяком случае, он заявляет об этом во всеуслышание. Во время предвыборной кампании. А стране — всей этой проклятой стране сейчас позарез необходим человек, посвятивший себя служению народу.
— За этот звонок он тебя не погладит по головке.
— А я на это и не рассчитываю.
Я остановил машину у обочины напротив темного здания редакции. Там лишь слабо светились окна третьего этажа и печатного цеха, который располагался на первом.
— Пойдешь со мной?
— Нет, — ответила она. — Я останусь. Запру дверцы и подожду тебя здесь. Заодно прослежу, чтобы не заминировали машину.
27
В отделе не было ни души. Где-то, конечно, бродили уборщики, но я не встретил ни одного; нигде не было видно и Лайтнинга, которому полагалось сейчас находиться при исполнении служебных обязанностей, скорей всего он отправился по каким-то своим таинственным личным делам либо прикорнул в каким-нибудь уголке.
Кое- где горели лампы, но их слабый свет лишь подчеркивал зыбкость теней, подобно свету далеких уличных фонарей на окутанном туманом бульваре.
Я прошел к своему столу, сел на стул и протянул руку к телефону, но трубки не снял. Я застыл, напрягая слух, но убей меня бог, если я знал, к чему прислушиваюсь — разве что к тишине. Комната безмолвствовала. Я не уловил даже намека на какой-нибудь звук. И мне показалось, что в эту минуту такое же безмолвие стоит во всем мире, что тишина этой комнаты, просочившись сквозь стены, обволокла всю планету, заглушив все звуки Земли.
Я медленно снял трубку и набрал номер. Мне ответил сонный голос телефонистки. Когда я объяснил, с кем меня нужно соединить, в нем послышались нотки вежливого недоумения, словно она тоже не прочь была мне напомнить, что такому великому человеку, как сенатор, не звонят в столь неурочный час. Но она была достаточно хороша вышколена и ограничилась тем, что попросила подождать ее звонка.
Я положил трубку на рычаг, откинулся на спинку стула и попытался собраться с мыслями, но уже давала себя знать бессонная ночь, и мозг мой отказывался работать.
Только теперь я впервые почувствовал, до какой степени я вымотан.
Я сидел точно в тумане: далекими уличными фонарями светили редкие лампы, и ни один звук не нарушал окружавшей меня тишины. И в моем затуманенном мозгу слабо шевельнулась мысль о том, что, быть может, такова в эту ночь вся Земля — притихшая, усталая планета, выдохшаяся, безразличная ко всему планета, которая с безропотным равнодушием катится к своей гибели, и всем на это наплевать.
Зазвонил телефон.
— Говорите, мистер Грейвс, — объявила телефонистка.
— Хелло, Родни, — сказал я.
— Паркер, ты? — донеслось издалека. — Какого дьявола ты колобродишь в такой поздний час?
— Важное дело, Родж, — сказал я. — Ты ведь знаешь, что иначе я не стал бы тебя беспокоить.
— Надеюсь. Я заснул всего два часа назад.
— Пришлось из-за чего-то засидеться допоздна, сенатор?
— Так, небольшое совещание. Обсуждали кое-какими вопросы.
— Ты чем-то озабочен, Родж?
— Чем? — спросил он голосом ровным и гладким, как ледяной каток.
— Хотя бы невиданным изобилием денег в банках.
— Послушай, Паркер, — проговорил он, — если ты пытаешься из меня что-нибудь вытянуть, попусту тратишь время.
— Я из тебя ничего не вытягиваю. Напротив, сам хочу тебе кое-что сообщить. Если только ты меня выслушаешь, я расскажу, что сейчас происходит. Объяснить это не так-то просто, но тем не менее мне хотелось бы, чтобы ты мне поверил.
— Слушаю тебя.
— У нас на Земле сейчас находятся пришельцы, — сказал я. — Существа из космоса. Я их видел собственными глазами, разговаривал с ними и…
— Теперь мне все ясно, — перебил меня сенатор. — Завтра ведь суббота, и ты не упустил возможности накачаться.
— Ничего подобного, — запротестовал я. — Я трезв как…
— Ты получил свой чек и отправился…
— Но я даже не зашел за чеком. Так забылся, что он совершенно вылетел у меня из головы.
— Вот теперь я уже не сомневаюсь, что ты пьян в стельку. Такого не бывает, чтобы ты забыл про чек. Уж ты-то всегда тут как тут, стоишь в очереди с протянутой лапой…
— Да выслушай меня наконец, черт тебя побери!
— Ползи обратно в кровать и проспись, — приказал сенатор. — А если потом у тебя не пропадет охота со мной покалякать, позвонишь утром.
— Чтоб ты провалился! — взревел я, но мое проклятье повисло в воздухе. Он уже положил трубку. И мне ответила лишь мертвая пустота гудков.
Меня так и разбирало хлопнуть трубкой, но я этого не сделал. Что-то меня удержало — быть может, мою ярость подавило ощущение полного поражения.
