Андрей Круз - Лучший гарпунщик
Еще три человека за столом сидят и о каких-то делах говорят, и тоже все трезвые. Да, это вам не «моряцкая улица», чистое благолепие. Мы тоже столик заняли у самого окна. Иван норовил было в дальний угол уйти, но я его удержал — мне пока все внове, в окно поглядывать хочется.
Кабатчик — молодой, круглолицый, явно не хозяин заведения, с редкой светлой бороденкой и в намотанной на голову косынке, спросил у нас:
— Чего налить, уважаемые?
— Ты что, сидр или пиво? — спросил у меня Иван.
— Пиво давай. — сразу решил я. Сидр местный я пробовал, а пиво — еще нет.
— Два красных пива нам. — сказал Иван кабатчику. — И к пиву «шелухи» мисочку.
Что такое «шелуха» — я понятия не имел, но решил не спрашивать — все равно сейчас принесут, тогда и разберусь. И какое здесь пиво «красным» полагают — я тоже понятия не имею.
Кабатчик возился недолго. Ловко орудуя насосом, нацедил две больших глиняных кружки пива, затем достал откуда-то из-под стойки большую коробку. из которой насыпал в миску чего-то легкого, шуршащего. Затем все это собрал на поднос и принес нам, расставив на столе на кружочках, явно вырезанных из каких-то широких листьев, сейчас уже подсохших.
— Ну, давай за то, чтобы у тебя дальше хорошо все было. — сказал Иван, поднимая кружку. — Тебе по башке досталось — это плохо. Зато ты к нам в ватагу попал — это хорошо. И сразу к тебе уважение. Так что — удачи тебе. Да и нашей «Закатной чайке» удачи не помешало бы, а то видишь как сложилось… За них потом выпьем, сам понимаешь.
На такой тост возразить было нечего — все верно изложил Иван-моторист. Повезло мне сюда угодив, сразу к нормальным людям прицепиться. Хоть не один теперь, а с ватажниками-товарищами. То, что здесь слова «команда» и «ватага» разные значения имеют — я уже понял. Команда — это шкипер, моторист, боцман и остальные, кто шхуну ведет. А вот если нас с Верой добавить, кто пассажирами идет, а без нас все равно нельзя — уже «ватага».
Пиво было не красным, а просто темноватым, но светлым, до темного ему пока далеко. И не фильтрованным, кстати, а еще — вкусным. «Шелухой» оказались сушенные с солью рыбки столь крошечного размера, что закидывать их в рот надо было даже не по одной, а щепотками, чтобы распробовать. О костях-плавниках, понятное дело, речи вообще не шло — они сами на языке таяли солеными лужицами, которые только пивом и смывались. А вообще вкусно, к пиву — в самый раз, и от традиции «пиво с воблой» недалеко ушли.
Тост за погибших оказался не третьим, а вторым, причем традиционно, как я понял — сначала за здравие, потом за упокой, а потом уже за все остальное, что в голову придет. Пили его не вставая, но не чокаясь.
Почти сразу после второго тоста к нам хозяин кабака подошел, тот самый Сергий — тучный, рослый, одышливый, с голосом как контрабас, с седоватой бородой карломарксового калибра, в сбитой на затылок шляпе. С Иваном тепло поздоровался, дружески, затем сам к нам с кружкой подсел, стребовав от парня за стойкой за счет заведения нам еще по одной подать, что тот и не замедлил исполнить.
Посмотрев мне в лицо своими маленькими темными хитроватыми глазами, он прогудел:
— Наслышаны, наслышаны про бой вчерашний. Слухи ходят, что ты собираешься на другие бои выставляться?
— Это кто такие слухи пустил? — удивился Иван. — Андрей за Игнатия только и вступился, чтобы проблем не было. Надо оно ему?
— Верно? — переспросил Сергий меня.
— Верно. — кивнул я. — На что оно мне надо, на потеху пьяным в морду получать? Пусть друг с другом бьются, если охота.
— Это верно. — даже вроде как обрадовался собеседник. — А то Криворукий этот, что бои устраивает, тот еще умник — клейма по нему плачут. Свяжешься с таким — и сам не рад будешь. Или пришибут где, или за его ходы темные под стражу возьмут.
— Понял. — кивнул я, а затем спросил: — А компания эта, Фома, Павел, с которым бой был… Они кто такие?
— Разное болтают. — поморщился Сергий. — Шулера они без сомнения, но больше пьяных обыгрывают. Куда-то из города уезжают, надолго иногда, потом возвращаются. Слухи ходят, что контрабандой занимаются, но за руку не поймали, сам понимаешь.
— Это верно. — подтвердил Иван. — У полковника с контрабандистами разговор короткий, и преподобный приговоры щедро отвешивает. Тут вся контрабанда с неграми, а за товар напрямую они только оружие и берут.
— Еще бают, что за ними и убитых хватает. — продолжил кабатчик. — Но тут уже так, что не пойман — не вор. Знают многие, да подтвердить некому. Фома стрелок изрядный, из лучших в наших краях. Хоть из револьвера, хоть из винтовки. Да и остальные тоже знают, с какой стороны ружье стреляет.
Интересно. Я уже заметил, что общего благолепия здесь не случилось, всякого народу хватает в городах, но не думал, что власти местные настолько толерантны, что и откровенные банды не трогают. Хотя… если вспомнить царя Хамураппи Справедливого, у того на сей счет четко было: если обвиняешь кого-то в преступлении, за которое казнь полагается — сумей доказать. Не сумел — казнят тебя. Очень помогало от ложных доносов и безответственных обвинений. Может и здесь такой подход, тогда и вовсе неплохо. Из того, что я увидел, впечатления, что люди из-за преступников боятся по улицами ходить, у меня не составилось.
— Ну ты понял, к чему я все, так? — спросил Сергий. — К тому, чтобы не вязался ты с Криворуким, но это половина дела. А вторая половина в том, чтобы Павла опасался. Он еще та скотина, и злопамятный. Про это предупредить хотел.
Что Павел не по-спортивному злопамятный, это я сразу понял, еще когда ему в глаза глянул после драки. Он из тех, что проигрывать не согласен никогда, причем неважно, каким способом отыгрываться. Такие могут и нож в спину сунуть, и из-за угла стрельнуть. Но Сергию спасибо, подтвердил мое впечатление.
Посидели, по третьей кружке выпили, да и обратно пошли. Напиваться негоже, с утра выход ранний, да и незачем. Посидели, да партию на бильярде сгоняли, причем Иван обыграл меня вчистую, хорошо, что всего на рубль играли, исключительно для интересу.
Когда вернулись, то обнаружили, что на судне жизнь била ключом. Игнатий справедливо счел, что команда достаточно отдыхала, пока болталась на берегу, и всем дело нашел. Даже кок, которого все звали Сашкой, молодой, длинный и неприлично тощий для повара, был занят приемом и подсчетом припасов. Двуколка с впряженным осликом подвезла на пирс целый штабель ящиков, в которых были овощи, фрукты, яйца в коробках, переложенные стружкой, вяленое мясо и консервные банки из чуть желтоватой жести, про содержимое которых мне сердце намекнуло — тушняк.
Остальные разбирали снасти, что-то делали с ними, что — мне не понять, один из морячков драил палубу резиновым скребком, в общем — порядок был на судне. Затем вахтенный остался на палубе, а остальные, меня включая, спать отправились, что оказалось не так уж просто с непривычки — одна половина моряков храпела вперегонки, а второй это все было без разницы. И только я долго ворочался в неудобной провисающей койке, пока все же не уснул.
