Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров
— Зато уж нижний путь — верняк! — Зяблик первым догадался, куда именно клонит Артем. — Проспект асфальтированный с пивными ларьками и фонтанами… Видели мы уже этот нижний путь… Имели удовольствие… Геенна огненная и пекло кромешное!
— Конечно, это отнюдь не экскурсия по ботаническому саду и не вылазка на воскресный пикник, — согласился Артем. — Зато этот маршрут намного короче и сравнительно безопасен. Варнаки относятся к людям с сочувствием, а в случае нужды даже помогут. Лично я беру на себя обязанности проводника, вашего персонального Вергилия, так сказать… На этом мои аргументы исчерпаны. Вам решать, какой вариант предпочтительней. Как говорят в казино, делайте ваши ставки, господа.
Однако те, к кому был обращен этот призыв, повели себя странно — косились друг на друга, пожимали плечами, бормотали что-то неопределенное, вроде «Я как все…». Можно было даже подумать, что коварный эффект антивероятности напрочь лишил ватагу прежней дерзости, помноженной на трезвый расчет и веру в удачу.
Наконец Верка собралась с духом.
— Я бы лучше через Гиблую Дыру пошла… Верхним то есть путем… — сказала она, впрочем, не очень уверенно. — В прошлый раз я у варнаков такого страха натерпелась, что до сих пор поджилки трясутся.
Поддержал ее и Левка, но уже совсем из других соображений.
— Лично я против мира варнаков ничего не имею… Мучительно, конечно, для человека, но — терпеть можно. Вот только я за Лилечку боюсь. Сердце у нее слабое, может не выдержать.
— Мне-то один хрен, — буркнул Зяблик. — Или на верхнем пути в кикимору превращаться, или на нижнем в копченый окорок… Что в лоб, что по лбу.
Смыков, уже осипший от своих бесплодных призывов, продемонстрировал листок бумаги, на котором была жирно изображена витиеватая закорючка, возможно — вопросительный знак. В ответ Зяблик показал приятелю дулю. Тот этому жесту очень обрадовался — очевидно, принял за нечто совсем иное, в системе его нынешних понятий обозначавшее что-то сугубо позитивное.
— Значит, решено, — то, что его предложение подверглось обструкции, похоже, ничуть не смутило Артема. — Чему быть, того не миновать… Но сначала вы трое, — он указал пальцем на Верку, Зяблика и Цыпфа, — примите бдолах. Если хотите вернуться в прежнее состояние, изо всех сил желайте этого. Должно помочь.
— Не должно, а просто обязано! — Верка вертелась так, словно за шиворот ей сунули пучок чертополоха. — Иначе я Сергея Александровича Есенина возненавижу как личного врага.
— А как же с ним быть? — Цыпф кивнул на Смыкова.
— Ему бдолах не поможет, — ответил Артем. — Сие волшебное средство эффективно только в телесной сфере, когда нужно побороть боль, усталость, недуг, даже смерть… А на все, что связано с сознательной деятельностью, бдолах воздействовать не может. Так же как и на ум, волю, совесть… Просто вашего товарища нужно вновь учить родному языку. Если сначала и возникнут какие-нибудь трудности, то потом все пойдет как по маслу. Речевые навыки никогда не стираются полностью. Восстановить их не так уж и сложно… Уверен, что к моменту нашего возвращения в Отчину он будет изъясняться вполне сносно. Примерно на уровне трехлетнего ребенка… Вот только не знаю, чьей опеке его поручить… Вы заняты…
— Я тоже! — поспешно заявила Верка. — Своих забот по горло!
— Значит, я, как всегда, крайний, — сказал Зяблик угрюмо. — А если и в самом деле взять над Смыковым шефство? Меня-то менты всю жизнь воспитывали, правда, в основном карцером да резиновой дубинкой… Ладно, согласен. Только уж потом не обессудьте. Педагогический не посещал. Мои университеты на параше начались и под нарами закончились…
Про Лилечку Цыпф даже не спрашивал — и так было ясно, что в ее состоянии бдолах помочь не может, ведь он, как и волшебная лампа Аладдина, исполнял только осознанные желания.
На этот раз в путь-дорогу ватага собралась еще быстрее, чем обычно. Людям почему-то казалось, что в их бедах виновата не злополучная страна Будетляндия, а это конкретное, неудачно выбранное место. Недаром ведь Эрикс когда-то советовал избегать всяких коммуникационных сооружений, особенно подземных. Шнуруя ботинки и завязывая мешки, они с опаской поглядывали на темный провал пещеры, с просевшего потолка которой свисали не то обрывки кабелей, не то стебли лиан.
Цыпф взял под руку Лилечку, продолжавшую пребывать в сонном оцепенении, а ее поклажу передал Артему. Верка что-то дожевывала на ходу, а Зяблик, не любивший откладывать дела в долгий ящик, уже взялся за обучение Смыкова.
Поочередно указывая на разные части и органы своего тела, он с нажимом и расстановкой, словно общаясь с ребенком, произносил:
— Вот это, значит, башка, то есть кумпол… а проще говоря, чан. Это все — харя или рыло… На ней шнифты, рубильник и хавало… Понял? Тогда идем дальше…
Когда у Зяблика возникали трудности (но отнюдь не лингвистические, а связанные с физиологическими особенностями его тела), он бесцеремонно лапал шагавшую поблизости Верку, говоря при этом все с той же менторской интонацией:
— Вот эти штуки у бабы называются маркитошки… Ну а если размером посолидней, то буфера…
Смыков внимательно вслушивался в каждое новое для себя слово, а потом с жутким акцентом, путая ударения, повторял:
— Ри-ло… Ха-ва-ле… Буфе-ла…
Цыпф сказал Зяблику через плечо:
— В тебе не иначе как талант зарыт. Вот только не пойму, чей именно — Макаренко или Бодуэна де Куртенэ.
— За оскорбление ответишь! — незамедлительно огрызнулся Зяблик.
Смыков оказался учеником на редкость способным. Ватага не успела отойти от бивуака и на полсотню шагов, как он обернулся и четко сказал, указывая на зев пещеры:
— Шниф-ты…
Как выяснилось, он был прав. Дыра, уходящая в недра ближайшего холма и наполненная мраком, как рейсфедер тушью, оказалась обитаемой. Два круглых осьминожьих глаза поблескивали в ней совсем как фары застрявшего в туннеле автомобиля (да и расстояние между ними примерно соответствовало ширине вазовского капота).
Бахрома, раньше почти скрывавшая вход в пещеру, теперь втянулась внутрь. Откуда-то повеяло свежим ветерком, который вскоре превратился в стремительный вихрь. Заструилась пыльная поземка, покатились камни, закувыркались обломки древесных стволов и сучьев. Все это добро исчезало в чреве пещеры.
— Держись! — голос Зяблика был еле слышен в вое стихии. — А не то нас всех, как мух в пылесос, затянет!
Люди, изнемогая от напора воздушной струи, ложились ничком на землю. Цыпф всем телом навалился на Лилечку, а Верка вцепилась в пояс Артема. Мешок сорвался с ее спины и упорхнул в черный провал, словно набит был пухом, а не лучшими образцами будетляндских туалетов вперемешку с мясными консервами и шоколадом.
