Игра в четыре руки - Батыршин Борис Борисович

Толк вышел. Потом был пик карьеры, Куба, где он помогал Кастро ставить службу безопасности, а заодно воплощал в жизнь замысел, родившийся где-то в недрах Политбюро: содействовал запуску серьезного, стратегического наркотрафика из стран Центральной Америки в Штаты. Тогда казалось, что это способ убить сразу двух жирных зайцев: получить средства для борцов с проамериканскими режимами и начать процесс разложения американского общества, прежде всего молодежи, что казалось вполне разумным на фоне войны во Вьетнаме и всплеска революционного движения во всех, почитай, странах к северу от Рио-Гранде. Что из этого в итоге вышло… Но нет, не будем о грустном. Претензии к тем, кто принимает политические решения, а никак не к исполнителям – они просто делают свою работу.

Вот такой человек. И для того, чтобы убедить его помочь в нашем, как ни крути, бредовом деле, аргументы нужны архиубедительные. И, по счастью, я знаю, где их раздобыть.

– А тебе точно надо туда?

Киваю.

– Это как-то связано с…

По молчаливому согласию мы с Астом не произносим этих пугающих слов – «десантник», «пришельцы», «мыслящие», «вторжение». Зачем? И так все понятно.

– И зачем? Многозначительное молчание.

– Ясно. – На это раз кивает уже он. – Не доверяешь?

– Ты что, дурак? Кому мне еще доверять, как не тебе?

– Миладке, – отвечает. И ухмыляется, подлец!

– Она, конечно, хорошая… – отвечаю. – Но не знает за наши расклады. И потом, мне что ее, в катакомбы за собой тянуть?

– А меня, значит, можно?

– Тебя – можно.

– Это правильно. – Серега расплывается в улыбке. – Я, знаешь, тоже могу пригодиться. Вот, к примеру: у тебя карта Силикатов есть?

Делаю предельно честные глаза. Альтер эго (он уступил мне этот разговор) скептически хмыкает внутри.

– Нет, откуда?

– А у меня есть. В смысле у матери. – Он хитро прищуривается. – Могу попросить.

– А как объяснишь, зачем это тебе понадобилось?

– Она не спросит.

Пауза.

– Серег, ты серьезно насчет карты?

– А то!

– Тогда это большая удача.

Как же, удача! А то я не помню, как Аст сманил меня в Силикаты весной восемьдесят первого. Карту он тогда позаимствовал у матери – и я, прекрасно об этом помня, рассчитывал на то же самое. И, как выяснилось, не зря: геологиня и отчаянная горная туристка, она была не чужда и спелестологии [17], и дома у нее имелись схемы чуть ли не всех систем-каменоломен. Так что Аст прав, скорее всего, не спросит. Тем более что мы не планируем заброску на двое-трое суток, постараемся обернуться за день.

Про одесские катакомбы, где добывали для строительства города ракушечник, знают все. Про римские – слышали многие. А вот о подмосковных каменоломнях, снабжавших столичных зодчих строительным материалом еще со времен Дмитрия Донского и первого каменного Кремля, знает весьма ограниченное число людей.

Камкинские каменоломни, знаменитые «Кисели», в долине реки Пахра на правом берегу у деревни Киселиха. Мартьяновские каменоломни, они же «Никиты», под Домодедовом. «Сьяны» – возле деревни Новленское, Гурьевские каменоломни, они же «Бяки». И масса «подсистем», ответвлений от главных подземных лабиринтов: «Алхимовская», «Жабья», «Ежевичная», «Чурилковская»… Список можно продолжить.

Меня же интересуют Девятовские каменоломни, обширный комплекс заброшенных подземных выработок известняка – того самого «белого камня» – под Подольском. Первые подземные работы здесь начались в восемна дцатом веке и продолжались еще перед Первой мировой войной. Вход в систему находится рядом с деревней Девятское, к северу от Подольска, которая и дала каменоломням имя. Неофициальное же название, «Силикаты», происходит от близлежащей железнодорожной платформы «Силикатная» Курского направления.

Лезть под землю в одиночку не хочется категорически, и лучшего спутника, чем Аст, мне не найти. Тем более что и уговаривать его особо не надо – только намекни. А вот любопытства, увы, никто не отменял.

– Хоть объяснишь, что на этот раз будем искать? Снова деньги?

– Слушай, можешь верить, можешь – нет, но объяснять пока нечего. Вот найдем, тогда что-то и прояснится.

– Найдем? Что? Нет, точно не успокоится…

– Прости. Правда толком пока не знаю. Вот вернемся…

– Если вернемся… – Ухмыляется.

– Тьфу на тебя! – сплевываю через плечо. – Накаркаешь еще… Так ты идешь?

– Куда я денусь! Не одного же тебя отпускать… Да и времени терять нельзя, раз уж ты туда собрался.

Тот он прав – если идти, то в ближайшие неделю-две. Самое позднее, до середины марта, потом снег начнет таять, и входную штольню затопит. И тогда раньше конца апреля и думать нечего. Да и потом некоторое время лучше не соваться, так как размытые талыми водами известняковые пласты могут давать просадки.

Я сознательно кривлю душой, и это совсем не нравится моему альтер эго. В пятнадцать лет непросто понять, что порой приходится быть неискренним даже с близким другом, хотя бы для того, чтобы не испугать его раньше времени. Ведь мы оба прекрасно знаем, что собираемся искать в подземных лабиринтах Девятковских каменоломен – эти сведения мне удалось восстановить во время одного из сеансов «реставрации воспоминаний» во всех деталях.

После ликвидации отдела по борьбе с пришельцами, учиненного сразу вслед за смещением с должности Хрущева (генерал, курировавший вопрос, преданный сторонник опального генсека, застрелился, узнав о перевороте), в курсе остались считанные люди, и все они погибли в течение года-двух. Кто их убирал, сотрудники Семичастного, зачищавшие Комитет от лояльных «кукурузнику» кадров, или те, для борьбы с кем спецотдел и создавался, установить не удалось. Да и времени на это особо не было – на расследование у тех, кто готовил мой перенос, были считанные дни, а хаос в стране, осознавшей скорый и неизбежный крах, царил поистине апокалиптический.

Но кое-что выяснить им удалось. Например, что дольше других спецотделовцев прожил один молодой сотрудник. Он не успел засветиться в операциях отдела, а потом сумел скрыться и прятался аж до середины семидесятых. На этот раз не бывшие коллеги, а десантники – из числа тех, кто сумел пережить разгром, учиненный им в шестидесятых.

Сотрудник этот последние годы жизни провел в подмосковном Подольске, где и сошелся близко с тамошними любителями пошастать по заброшенным катакомбам. Когда почуял слежку и осознал, кто за ним пришел, запаниковал и решил уйти на дно. В самом буквальном смысле, то есть спрятаться в малоизвестном ответвлении «Силикатов», разведкой которого и занимался вместе со своим приятелем, ярым энтузиастом спелестологии.

Через него-то на парня и вышли. Поняв, что пересидеть не удалось и все кончено, он взорвал тоннель, ведущий в убежище, завалив явившихся за ним убийц. А заодно обрек себя на мучительную смерть от голода и жажды – другого выхода из отнорка не было.

Все это моим инструкторам поведал десантник-инсургент. Разумеется, его сообщение решили проверить, насколько это было тогда возможно. И представьте, добились успеха: пробили завал, проникли в отрезанные тоннели (их за все эти годы так никто и не обнаружил), где и нашли то, что осталось от трупа спецотделовца. А также то, что несчастный хранил как зеницу ока – устройство, которое после изучения было опознано как «детектор десантников». Вернее, жалкие его остатки. В подмосковных каменоломнях круглый год царит сырость, и она оказалась безжалостна как к электронной начинке прибора, так и к блокнотам, содержащим дневники и рабочие записи погибшего. Но даже окажись детектор исправным, это уже мало что могло бы изменить. Пришельцы захватили полпланеты, земляне из последних сил огрызались ядерными ударами, и появление такого устройства не смогло бы переломить ситуацию, ставшую к тому моменту поистине катастрофической. Другое дело, появись он на каких-то полгода раньше…