Обратный отсчет - Заборцев Петр

— Я подхожу к этой философской концепции исключительно с материалистической точки зрения, — сказала Маша, игнорируя реплику подруги. — Все о ком-то заботятся. Борька заботится о Буле…

— Или она о нём…

— … Влад заботится о рыжей бестии, а скоро ещё и о новом члене общества. Ты заботишься о своем ужасном пауке, как там его, Фёдор?

— Не Фёдор, а Федя.

— …А о ком забочусь я?

— Машуня, милая, я знаю, о ком ты должна заботиться в первую очередь. О себе! Ты самая талантливая из нас всех. Неужели ты этого не понимаешь?! Ты Творец. Ты художник. Ты уникум. Ты совершенно единственная в своем роде. И это большая ответственность. Ты должна это чётко осознавать. И чуть что не бросаться во всякие авантюры вроде перелёта над тундрой на военном геликоптере. Твое место за монитором. Ты врачеватель душ своих читателей. А не девочка-коммандос!

— Чтобы со мной стало, если бы я тебя потеряла?

— Перестань. Лучше расскажи, как это, когда контактёрша перед тобой входит в транс? Мне ужасно интересно.

— Увы, не могу разделить твою уверенность, что это так интересно! Это скорее скучно. Тут больше зависит от личного воображения заказчика, мне кажется. А транс — это иллюзия. Ментальный фокус.

— Ну-ну… А ты смогла бы… пойти дальше? К примеру, если бы сеанс удался. И ты бы увидела… не знаю… почувствовала бы рядом с собой Арину.

— Ты имеешь в виду?..

— Да. Это ведь входит в предоставление услуги. При необходимости.

Маша помолчала, а Ариэль снова вспомнила ту яркую вспышку ревности. Ревности глупой, деструктивной, опустошающей. Возвращаться к этому больше не хотелось.

— Как твоя книга? — сменила она тему, чтобы «перепрыгнуть» возникшую неловкость.

— Ужасно, — Маша покачала головой. — У меня не было такого никогда. Я понимаю, что термин «муки творчества» придуман не вчера, но это нечто изматывающее.

— А мне, напротив, представляется это нормальным, Маш. Первые романы ты написала исключительно на кураже. Ты ведь не виновата, что они стали бестселлерами. А сейчас ты попала в заложники своего собственного таланта. Ты не можешь внутренне расслабиться, на тебя давит груз этой самой популярности. Ты пытаешься написать ещё лучше, отсюда и такие трудности. Но лучше не получится, извини за прямоту. Потому что это путь в тупик. Нужно написать по-другому. Расслабиться. И творить так, как ты можешь. Только и всего. Больше доверяй своему внутреннему герою. Ты ведь пишешь от первого лица. А перевоплощаться ты умеешь, как никто другой, — Арина ласково поправила Маше локон, выбившийся у той из прически.

— Вот я перевоплощаюсь, — хмуро буркнула та. — В Кощея…

— Это временно. Не торопись.

— Я не могу не торопиться. Потому что не могу заниматься самоедством, сидя на берегу и ожидая у моря погоды. Вчера я закончила цикл из трёх глав. Я их написала за два последних дня. Но я иссякла, понимаешь?

— Но написала же… Вдохновение — дама капризная.

— Никогда не думала, что я стану настолько зависимым человеком.

— Ты о чем, милая?

— О том, что я могу творить, только когда перенесу стресс. И так было всегда. И с «Новым миром» и с «Первым шагом…». Это не кураж, Ариэль. Не кураж. Это прямая зависимость. Как у наркоманки. Непостижимым образом большие дозы адреналина в моей крови меняют восприятие окружающего мира и позволяют мне описывать это всё с необычной точки зрения. Но чем меньше такого адреналина у меня остаётся, тем тусклее становится картина. Я сдуваюсь, как воздушный шарик. И это страшно. Я ведь не могу себя постоянно убивать. Когда-нибудь это… станет роковым.

— Маша, Маш!.. Ты себя накручиваешь. Это отличительная черта личностей с развитым воображением.

— Пусть так. Но мне постоянно нужны очень сильные эмоции. Понимаешь меня?

— Понимаю.

— Ты такая красивая, Ариэль… Безумно.

— Ох, Маша. Что есть внешняя красота по сравнению с красотой внутренней?

— Я так испугалась, — взгляд Маши затуманился, стал слегка потусторонним. — Там, в воздухе, когда мы летели за тобой, мне казалось, что я умираю. У меня останавливалось сердце каждый раз, когда Влад нажимал на клавишу приёма. Мне чудилось, вот сейчас прозвучат те самые страшные слова, которые разобьют весь мой мир. Вот сейчас скажут, что Арину нашли мёртвой. Замерзшей, убитой. Неживой, понимаешь?!

Ариэль придвинулась ближе к подруге, обняла её за плечи, склонила свою голову к её голове.

— Всё ведь обошлось, — тихо прошептала она.

— У меня никогда не было такого раньше. Мы побывали в таких переделках, и у меня такого никогда не было… — Из-под века Маши выскользнула прозрачная слезинка и медленно покатилась вниз.

Но не успела упасть.

Арина смахнула её, нежно прикоснувшись пальцем к щеке девушки.

— Что я вам говорил? — заметил Черенцов, рассматривая своих собеседников с некоторым чувством превосходства. — Ваши прекрасные стратегические планы работают только на бумаге!

— Всё же я бы не стал заявлять, что мы не достигли никакого результата, — возразил Клоттен, полуоборачиваясь к Дмитрию.

В этот раз они встретились не в уютном офисе штаб-квартиры ECS, а на одной из обзорных площадок практик-полигона службы.

Третьим собеседником был всё тот же Майкл Стерлинг. Он восседал на моторизированной каталке, отдалённо напоминающей медицинские инвалидные кресла. У шефа международного отдела были проблемы с лишним весом, и он все чаще для передвижения выбирал такой вот экзотический вид транспорта. И все чаще не покидал его даже во время серьезных разговоров.

Черенцов и Клоттен стояли тут же, рядом, придерживаясь за поручень, протянутый перед огромным обзорным стеклом.

— Именно так, — с нажимом сказал Дмитрий, отвечая на реплику начальника внешней разведки. — Результата у вас — ноль. Это если не считать, что ваш генеральный контрагент попросту над вами издевается. Я не удивлюсь, если он в итоге еще изменит условия. В свою пользу.

— А что, у нас действительно больше нет альтернатив? — поинтересовался Стерлинг, глядя на Ганса снизу вверх. — Были же какие-то варианты с так называемыми «Сорогами», если я не ошибаюсь?

— Вы имеете в виду СоРГО? Союз Развития Гражданского Общества? — уточнил Клоттен. — Их силы очень разрознены. Как говорят русские, правая рука не знает, что делает левая.

— Извини за тавтологию, но ведь это в определенных обстоятельствах только нам на руку.

— Нет, Майкл, это несерьёзный вариант. Обоснование есть в моем отчёте.

— Не успел его ещё хорошенько проштудировать, — признался Стерлинг.

Черенцов наблюдал за перепалкой коллег с насмешливым выражением лица.

— Справедливости ради, — заметил он. — Подопечные вашего фаворита и вовсе выступают как нео-луддиты. Мне любопытно, как вы предполагаете подводить ситуацию к интеграции с ALPHA-VIT? Или у вас опять есть план на бумаге?

— Демитрий, ваш сарказм неисправим, — заметил Ганс, вежливо улыбаясь. — А план у нас действительно есть, — добавил он без тени иронии. — Стратегия предусматривает официальное предложение России о присоединении к ALPHA-VIT. Ситуация обязывает их отнестись к такому предложению серьёзно. Я предвижу ваш скептицизм, Демитрий, но в тех кругах, что принимают решения в России, есть и разумные люди. А что касается широких народных масс… это всё мы уже проходили. Реклама. Пропаганда. И вот уже созидательная технократия не кажется рядовому обывателю единственно перспективным путем развития общества. Что же до упомянутого вами нео-луддизма, то это в современных условиях не что иное, как популистский ход, способный привлечь аудиторию своим противопоставлением существующей формации. Люди не стремятся разбираться в тонкостях. А такие заявления достаточно кардинальны, и поэтому всем сразу заметны отличия. Вместо уклона в технологическое созидание, возврат к жизненным ценностям. Всё понятно. Это политический ход. Когда завершится первый этап, появятся реальные экономические рычаги и весь этот нео-луддизм постепенно нивелируется из массового сознания. Потому как преимущества взаимодействия с ALPHA-VIT очевидны для всех.