Дмитрий Хабибуллин - Тот День
— Закройте кто-нибудь этой военной крысе рот. — привстал из-за стола обиженный еврей, но, не рискнув идти против воли своей начальницы, сел на место.
— Мой друг, полковник, отличный диагност. Прошу вас, выслушайте его. — попросила Мария.
— Принимая в учет мнение этого неприятного типа и господина Шторна, вот что мы можем сделать… — начал Равиль.
Лаборант положил на стол большой лист, взял в руку черный маркер, и начал составлять схему. Был он рассудителен, и маска непроницаемого здоровяка окончательно спала с его лица.
— Сперва предлагаю провести ряд тестов, дабы опровергнуть версию полковника.
— У вас есть основания сомневаться в том, что это может быть новое химическое оружие? — спросил задетый Соколов.
— Уважаемый, я шесть лет работаю в лаборатории антимикробной химиотерапии, и пусть это не мой прямой профиль, но обо всех новинках в области военной химии, я наслышан. — уверенно ответил Равиль, и нарисовал жирную римскую цифру один, а под ней греческую поменьше.
— Итак, первая теория будет проверена следующим образом. Во-первых, мы сделаем анализ крови на патологические вещества, затем общий анализ крови, чтобы выявить отклонения в основных показателях, и в третьих, нужно будет эксгумировать тела погибших, проверив таким образом, структурное изменение органов и кожного покрова.
После того, как на листе появились первые три пункта проверки на химическое отравление, Равиль задумался.
— Так, что там у нас идет дальше. Не стесняемся, думаем вместе. — старался расшевелить людей лаборант.
— Проверка на вирусы и бактерии. — напомнила Мария.
— Ах да. — произнес Равиль и вывел римскую цифру “два”.
Под первым пунктом он написал: “Посев крови на среды”. Под вторым “Общий анализ крови”, процедура под номером три называлась: “Микроскопия”.
— Молодой человек, было бы неплохо, если бы вы поясняли суть этих процедур. — проворчал старик. — Я, знаете ли, не привык оставаться за бортом.
Полковник ухмыльнулся. Было заметно, как сильно Арнольда напрягала пассивная роль.
— Микроскопия — проверка на нормальный окрас и морфологию бактерий. — подбирая слова, пояснил Равиль, и вывел маркером цифру “четыре”.
— Четвертым пунктом у нас пойдет имунофлюресцентный анализ, или, проще говоря, ИФА. — начал, было лаборант, и заметив недовольный взгляд старого немца, добавил: — Если что-то есть, то в микроскопе это будет светиться.
— Как свечи в ночь хануки. Если есть евреи — они светятся. — пояснил Соколов, и залился хохотом.
Равиль вновь еле сдержался, но на этот раз ничего не ответил. Молодой человек глубоко выдохнул и продолжил.
— Если мы найдем какой-нибудь вирус, то экспресс метод определения — ПЦР. Полимиразная цепная реакция. И я вряд ли смогу вам доступно объяснить, что это такое. — несколько смущенно проговорил Равиль.
— Ладно, внучек, с большего я понял. А принцип тестов — сравнительный? Будете брать тела, кровь и ткань покойничков и сравнивать с нашими?
— Да. Вы все правильно поняли. — кивнул лаборант.
— Есть еще кое-что. — взял в руки маркер Андрей.
Поднявшись со своего места, он начал медленно обходить собравшихся за круглым столом.
— И что же мы упустили? — не скрывая сарказма, спросил Равиль.
— Мы не учли одного: не все “инфицированные” были одинаково больны. Сам я, к сожалению, пирушку проспал. Однако вы должны помнить, как выразился один сержант: “Тех, других”.
— Я понимаю, о чем вы. — кивнула Мария. — Действительно, Равиль, помнишь Василия? Когда он потрошил свою жену, тварь даже вступила с нами в разговор.
— Да. Чушь какую-то нес про свою миссию. Говорил что Катя, жена его, такой жестокой расправы заслуживала. — добавил Равиль.
— У меня оба внука вели себя, похоже. Они словно выныривали из беспамятства и снова погружались во тьму. Один даже застрелился, когда осознал что натворил. — вспомнил ужасы Арнольд.
— Именно, и хоть я и гой. — в своем духе начал Андрей. — Но вправе заметить, что это принципиально иной тип поведения больных людей. Как я понял, таких прецедентов считанные единицы, и основная масса была безумным стадом. Эта дифференциация — наш ключ.
— Андрей Михайлович, перестаньте вы с антисемитскими каламбурами, я, знаете ли, тоже еврейка. — выдавливая из голоса обиженную нотку, произнесла женщина.
— Позвольте, я ему заткну рот! — еле сдерживал себя Равиль.
— Мой товарищ несдержанный болван, но не фашист. — вновь закашлялся от смеха старик.
— Право же, ваши шутки уже порядком поднадоели. Но я ценю вашу догадку. — сменила гнев на милость Мария Захаровна.
— Ты предлагаешь ввести в наши поиски еще один образец для сравнения? — медленно остывая, спросил Равиль.
— Да, и я надеюсь на вашу наблюдательность…
— Продолжай. — заинтересованно попросила Мария.
— Когда вы чистили окрестности академии, то обратили внимание на странные особенности некоторых тел?
— Ну.… Не все были изуродованы. — начал лаборант.
— Часа в три ночи, когда мы перетаскивали защитные костюмы из машины в вестибюль, я уронила несколько комплектов на пол. Нагнувшись подобрать их, я обнаружила странность: пакеты с амуницией упали на одно из многочисленных тел, которые до “генеральной уборки” валялись повсюду. Так вот, — нахмурив лоб, продолжила доктор Гирш. — Тело то, показалось мне подозрительно теплым. Но значения этому тогда я не предала. Было, знаете ли, не до размышлений.
— Отлично, Мария Захаровна, нам нужен тот покойник. — сказал Соколов, и тут же всполошился. — Куда вы дели тела?
— Не беспокойтесь, отыщем. Всех покойничков мы отправили под землю.
— Как? — испугался Андрей.
— Равиль хотел сказать, что для тел были выделены подвальные помещения академии. — пояснила Мария.
— Тьфу ты, зачем пугать то так. Доктор, вы помните, как выглядело тело?
— Да, молодой парень с милированными волосами. Я думаю, найти будет не сложно.
— Отправить поисковый отряд? — спросил Равиль.
— Да, пожалуйста, мой друг.
Равиль кивнул и вышел из ректората. Наступила тишина. Полковник взглянул на часы: было семь вечера. Арнольд сидел с закрытыми глазами и что-то напевал. Сквозь кислородную маску и прочное стекло защитного шлема, доносился забытый мотив.
— Я заметила вашу хромоту. Расскажите? У меня есть небольшая страсть к подобным историям. Исключительно профессиональная, конечно же. — вдруг спросила женщина.
— Нет, не расскажу. — лаконично отрезал Соколов и погрузился в незаживающие раны своих воспоминаний.
