Сергей Болотников - Стуки-ДАО
Крови было уже море - ей пропиталась кровать, тягучие капли заляпали мой дорогой лакированный паркет. На топорике появилась еще одна зазубрина - я все смотрел на нее, пытаясь вникнуть в глубокий смысл кровавой закорючки на закаленной стали, потом пошел на кухню.
Лилия сжалась в углу, обхватив целой рукой плечо и тихо хныкая - она, видимо, ничего не понимала и не могла сопротивляться. Да, сопротивляться, это вам не гадить исподтишка, для этого действительно нужен характер!
Всего на миг я замер над ней, безучастно глядя и думая, знала ли она, что так все закончится, когда мы гуляли вдоль речки? Ну, впрочем, без меня ее нелепая жизнь могла завершиться еще каким ни будь способом - Лилию могло сбить машиной, она могла попасть в авиакатастрофу или склеить ласты от гриппа, или, скажем, утонуть в омуте возле моста - как раз напротив места наших прогулок - течения там были коварные. Да мало ли что могло с ней случиться?
Мог ли я тогда еще повернуть все назад, спросите вы? Не мог, а главное не хотел - она выглядела такой жалкой и уродливой, когда что-то лепетала, скорчившись в углу, что мне захотелось побыстрее покончить со всем этим, милосердно прекратив ее бессмысленное существование.
Я ударил еще раз и прекратил. Как говорится, во имя любви и мира во всем мире!
Кровь от удара осела вокруг, заляпав белоснежный кухонный кафель. Я смотрел, как капли расплываются по керамике. Кто сказал, что это неэстетично? Я же не зря говорил про опавший лист, про тихое очарование старости! Про со-зер-ца-ние! Вот, что можно сказать:
Красная капля.
На белый кафель пала.
Классика вечна.
Вот так я убил свою жену Лилию. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я это сделал. Вообще, теперь, спустя столько лет я пришел к выводу, что вел себя как наивный дурачок, действительно не видя и не слыша ничего вокруг. Случись это все сейчас, уверен, я бы нашел выход. Вернее, сумел бы предотвратить и не влипнуть по уши.
Полночи я методично отмывал квартиру оставшейся мне в наследство дорогой модерновой шваброй. Когда уборка была закончена и жилье приобрело не вызывающий отвращения вид я стал решать что делать с трупом, который по-прежнему сидел в уголке кухни как диковинное сделанное из сырого мяса подобие икебаны. Оказалось, что и им тоже можно любоваться при соответствующем настрое, но его присутствие могло испоганить все дальнейшие планы. Я созерцал. Злость куда то ушла и меня охватила тихая светлая печаль, когда я поместил тело в ванну и на треть наполнил ее горячей водой. Колыхаясь в теплой влаге Лилия была похожа на жертву суицида, если не считать того, что суицид обычно не проводят с помощью топора и по голове.
Под ванной у нас хранилась всяческая химия - стиральные порошки, мастики, замазки и, что самое главное, упаковка отбеливателя с хлором разъедающее наследие тех суровых времен. В смеси с водой он давал весьма неожиданный эффект и потому полагалось использовать его в микроскопических дозах во избежание утери отбеливаемой вещи. Нормальная доза - где-то с наперсток.
Я высыпал килограммовый пакет в ванну и поспешно вышел прочь, спасаясь от удушливых испарений. Вода в ванне побелела и пошла пузырями, словно я обрушил туда пакетик соды. Печаль ушла - вернулось старое чувство полного освобождения.
Прошедшие годы вспоминались как в тумане - как сновидение или бред. Как долгое бредовое состояние. Стояла глубокая ночь, в окно светила луна и воздух в квартире, казалось, был наэлектризован. Мне даже показалось, что я сал лучше видеть в темноте. Я как - проснулся, что ли? Нашел свой путь? Понял, как надо жить? Почему же тогда все так закончилось?
Когда я вернулся, испарения уже ушли в вентиляцию и ядовитая смесь перестала кипеть. От Лилии осталось совсем немного - как раз достаточно, чтобы заполнить то уродливое пластиковое ведро для мусора, которое она так любила. Что ж, мне доставляет удовольствие думать, что теперь они всегда вместе.
Странная звенящая эйфория на фоне все той же пустоты потихоньку заполняла меня.
Все, конец! Больше не надо притираться характерами, уступать и находить компромиссы. Всегда ненавидел компромиссы! Не надо тратить деньги, вступать в бессмысленные разговоры, пытаться изменить и сделать человека. Горбатого да исправит могила - на собственном опыте я познал эту немудреную поговорку.
Ведро я плотно прикрыл крышкой и запихнул его потертый старый рюкзак. Потом оделся и вышел наружу. Там было холодно - снега не было, но ледяной зимний ветер хватал за щеки. Та было даже лучше. Я нежно обнял рюкзак и пошел заводить машину.
Вряд ли меня кто ни будь видел - стояла глухая зимняя ночь, темная как уголь в неработающей котельной. Было новолуние и месяц изящной серебряной диадемой завис у ломаной линии крыш - он тоже обледенел и больше не казался мне изящным.
Я знал, куда отправлюсь - высшая справедливость подсказывала мне, что упакованные в ведро останки должны быть закопаны у моста на правом берегу - на том месте, где все началось. Это было бы правильно, ибо процессы, происходящие в природе по сути своей цикличны и только так можно добиться в гармонии. Я завершал свой круг.
Грунт был твердым и неподатливым - мерзлота, поэтому я упаковал ведро в снег - я помню это место и могу указать на него хоть сейчас - в тени опоры, там, где вода встречается берегом. Я копал перчатками рыхлый рассыпчатый снег, и было темно и холодно и была только тьма и снег, да звезды - много-много звезд, что раскинулись над головой.
Одни звезды - их было так много, они были такие яркие, почти как в тот день, когда мы с Лилией стояли вот здесь на мосту и я признался в своей любви. Вот только теперь они не подмигивали мне, не поощряли, не напутствовали - они были холодными и жестокими эти звезды. И они судили. Их было так много, а я был всего один - слишком маленький и незначительный, закапывающий труп недавно убитой женщины. Я знал, что был не прав, знал, что ошибся - звезды говорили мне, они смотрели холодно и льдисто и от их взглядов мороз шел по коже.
Кажется, я зарыдал там, под мостом, и попытался спрятаться в тень от этого холодного взгляда. Никто из людей не должен знать, что я совершил, однако ничего нельзя скрыть от неба.
Всхлипывая, я забросал рюкзак снегом и оставил его ждать весны - весна такое время, когда ностальгия не приносит печали. Поднимется река и унесет этот расползающийся по швам мешок с его грустной пассажиркой вниз по течению, мимо крутых берегов - правого и левого, мимо садов, яблонь, травы и помоек, мимо дохлых собак, использованных шин и вечно голодного воронья. Понесет дальше и обрушит где ни будь с плотины в облаке гневно шипящей желтой пены.
Как желтый опавший лист, как битая стеклянная бутылка, как мертвая собака на шоссе с вывернутыми кишками - в природе все эстетично и все красиво для тех, кто умеет смотреть.