Сергей Саканский - Тарас Балашов. Виртуальный любовник
Планета-апельсин
Серый думал, что это будет выглядеть так, будто бы он заснул и проснулся: заснул в себе, а проснулся — в Тарасе. Так и Бурышев предполагал.
Все оказалось иначе, и немудрено, ведь это был первый в истории эксперимент, и никто, даже сам подколодный гений, не знал его деталей.
Серый очнулся нигде. Это была тьма, будто в катакомбах. Когда-то в юности, в то лето, когда он поступил в институт связи, который, впрочем, не закончил, отец премировал его поездкой к морю, в Одессу, и он был на экскурсии в катакомбах, и экскурсовод предложил посмотреть, как будет выглядеть настоящая тьма, и все погасили свечи…
И теперь была тьма. Истинная тьма, как в катакомбах. И тишина. Глубокая тишина, каменная, да, именно какая-то каменная, будто его залили бетоном, и во все стороны простирается глухой цементный камень.
И еще. Казалось, будто закончилось само время. Будто бы больше нет никакого движения реальности, потому что никогда не произойдет никаких событий…
Свет. Серый двинулся в сторону света, одновременно осознав, что может перемещаться в своем новом пространстве. Это казалось домом с узкими продолговатыми окнами. Нет, это глаза. Его несло к какому-то чудовищу, чьи огромные глаза светились впереди. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но будто бы упирался руками и ногами во что-то, пытаясь препятствовать этому движению, пока не понял, что оно неизбежно.
Глаза приближались, страшные, кровавые, с красными капиллярами, и вдруг он понял, что они вовсе не огромные, а это он сам маленький, и видит он эти глаза изнутри. Так вот в чем дело… Еще мгновение, и он плюхнулся в эти глаза, будто надев на лицо маску, и в руки влез, как в перчатки, и в ноги, как в охотничьи сапоги.
Он очнулся. Прямо над ним стоял человек в белом халате. Спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Это… — пробормотал Серый, с трудом овладевая чужими губами. — Я уже в нем?
Лекарь говорил голосом Бурышева, но Серый не узнавал его. Бурышев усмехнулся и достал из кармашка халата круглое зеркальце. В желтом кольце был Тарас Балашов с перекошенным, как от инсульта, лицом, узнанный лишь по кокетливой ямочке на подбородке.
— А он где? — спросил Серый.
— Там, — Бурышев указал зеркальцем в сторону, где стоял стол и большой черный компьютер. — Он там! — доктор подошел к столу и постучал ладошкой по системному блоку.
Серый приподнялся на локтях того, кто сидел в этом ящике, все же чувствуя, что эти массивные руки наливаются им самим.
— И надолго он там?
— Откуда мне знать? Я могу его просто «делит» — удалить. Но это будет убийство.
— Ну-ну.
— Что «ну-ну»? Удалить? Мне не хотелось бы.
— Не удаляй.
— Правильное решение. Он мне пригодится для экспериментов. Правда, еще не знаю каких.
В голове шумело, казалось, что там вращается, точно подогнанный под кость черепа, гладкий пластиковый шар. Будто планета, горячая, как солнце, и оранжевая, как апельсин.
Впрочем, это движение прошло, когда он увидел свое тело со стороны: жизнь, полная героизма и предательства, милосердия и насилия, благородства и лжи, — теперь лежала перед ним в образе пятифутового трупа. Или нет? Он пригляделся…
— Что такое? — чуть ли не ужасом воскликнул Серый. — Он дышит!
— Он живой, — невозмутимо ответил Бурышев. — Без разума, но кровообращение и прочее в порядке. А теперь отвернись. Я должен сделать ему инъекцию. Несколько кубиков воздуха в вену. Потом отвезем его и положим у тебя в берлоге…
— Я сам, — сказал Серый и попытался встать.
Его качнуло, он схватился за край кушетки и упал на пол. Прошептал:
— Что-то не то…
— Я все сделаю, — сказал Бурышев, помогая ему вновь взобраться на ложе своего второго рождения.
— У меня отнялись ноги! Я их не чувствую совсем, — с отчаянием воскликнул Тарас-Серый.
— У одной крысы такое было… — задумчиво проговорил Бурышев.
— И что с крысой?
— Она не умерла, — уклончиво ответил он.
— Она выздоровела? Совсем?
— Да. Но ей пришлось немного полежать в реанимации.
— Отменно! — сказал Серый, чувствуя, как в голове снова кружится шар.
— Я все сделаю сам. Отвезу тело. И укол, пожалуй, сделать надо будет уже там. Трупное окоченение, понимаешь. ли…
Это было последнее, что он слышал, всем своим существом утягиваясь в этот вращающийся огненный шар.
Глазами героя
В квартире на Соколе Серый очнулся уже окончательно, впервые за последние дни оставшись один. Он долго стоял перед зеркалом и рассматривал настоящего Тараса Балашова. Перед ним было другое лицо. Он не мог этого объяснить, но Тарас в зеркале, был не совсем тот Тарас, которого он видел раньше.
Оказывается, то, что мы видим, вообще — иллюзия, обман. Каждый человек видит мир по-своему. Бурышев был теперь немного другим, да и все лица, которые он знал — тоже. Включив телевизор, он обнаружил другого президента страны, других певцов, хотя имена у них были те же самые. Странно, что он не подумал тогда о Наталье, о том, что и она — цель всей этой операции — могла также выглядеть иначе в глазах этого нового человека…
Просто он был увлечен своими ощущениями, изучением самого себя. Не Влад, конечно, не футболист. Крепкие ноги: он на самом деле дружил с велосипедом. Лицо не смазливое, но мужественное и умное. Длинные музыкальные пальцы. Серому вдруг пришла в голову странная мысль. Он откинул крышку с пианино, доставшегося от прошлых жильцов, и просто забарабанил пальцами по клавишам. Получилась какая-то стройная мелодия. Интересно, что еще унаследовало это тело?
Медлить больше было нельзя. Влад уже наверняка узнал о его смерти. В этот самый момент он уже мог волочь Наталью в Измайлово, чтобы уверенно и спокойно, безо всяких там жалюзи…
Серый раскрыл компьютер и ответил на запрос Натальи, посланный через форму.
«Простите, что отозвался не сразу: был в отъезде. Вы вполне доходчиво объяснили произошедшее между нами недоразумение. Мне крайне неловко за грубость, которую я допустил к Вам, и я испытываю непреодолимое желание загладить свою вину. Например, бокалом хорошего вина в хорошем ресторане в самое хорошее (удобное для Вас) время. Не обращайте внимания на каламбур: оно само собой получилось. Что касается моей прозы… Вы меня просто в краску вгоняете. Неужели Вам, профессионалу, есть что о ней сказать? Так скажите же! Я в нетерпении жду.
Искренне Ваш и с глубоким почтением,
Тарас Балашов.»
Вечером пришел ответ:
«Вы не представляете, Тарас, с кем я сейчас сижу в кафе. С тем самым Вашим тезкой! Хочется улизнуть, да неудобно как-то.»
