Мария Симонова - Вирус хаоса
— Ага… — произнес Гений. — Значит, это должно быть где-то здесь. Посмотрим… — и двинулся по квартире, оглядываясь так, словно попал в первобытные джунгли, полные опасностей, или в закрытое учреждение, полное секретной аппаратуры.
— Что «это»?.. — Мэри следовала за ним с неменьшей осторожностью и осматривалась с гораздо большим интересом. Старой потрепанной обстановки не было и следа, а то, что наблюдалось вокруг, можно было бы назвать изысканным интерьером, если бы не процветающий в нем пышным цветом бардак. Вот! В этом уже просвечивало нечто знакомое.
— Если б я знал!.. — ответил он, а в следующий миг замер на месте, вперившись взглядом в дальний угол. Мэри поглядела через его плечо — в углу стоял столик с компьютером.
— Так! — Гений, как магнитная стрелка, нацелился туда.
М-да. Мэри поймала себя на очень знакомом ощущении. Ощущении своей здесь необязательности.
Он включил его — пальцы пробежались по клавиатуре так, словно продавались с ней в комплекте — и вдруг, выпрямившись, медленно обернулся:
— Знаешь, такое странное, навязчивое чувство… Будто… — он обвел взглядом комнату, поглядел на Мэри и закончил удивленно: — Словно я дома.
— Да что ты? — Мэри старательно изобразила ехидство. — А я вот нет. Как будто меня лишили дома — знакомо такое чувство?
Лицо Гения потемнело: да, оно ему было знакомо.
— Ладно, ныряй в свой… — она едва не сказала «в свой мир». Но не сказала. — …Продолжай искать «это», а я пока поищу чего-нибудь съедобного.
Она развернулась по привычке, чтобы пройти через прихожую, которой тут не было. В кухню вела арка, прорубленная в стене. С какими-то античными финтифлюшками. Ступив через эти «врата» (такие же имели место и в ее мире, но в виде смутных прожектов на некое гипотетическое светлое будущее со свалившимся откуда-то бездонным капиталом), она придирчиво осмотрелась.
Хм-м… Металлик. Протирай такую стеночку каждый день… И все равно никто не оценит. Так, а что у нас тут на полочках?.. Понапихано черт те что… Никакого порядка… О! «Бэйлис»! Глот-нем! Шоколадка «Совершенство». За-кусим! М-м-м, с «Бэйлисом» сойдет и за совершенство.
Кстати, не забыть сказать Гению, что «это», которое мы ищем, может быть, закопано на кухне.
Что за блокнотик? О, с записью покупок! Почитаем! Печенье… Печенье? И где же оно? А, вот.
За-кусим!
Женщина на кухне, тем более как бы на своей, способна найти массу интересного, а по ходу и вкусненького. Так что до холодильника очередь дошла не скоро. Но все-таки дошла: старичок не очень вписывался в металлизированную роскошь и выглядел почти как свой. Стоял, наверное, первым в очереди на выброс. Верней, последним. Мэри подошла к нему и взялась за ручку.
Когда раздался звонок в дверь.
Мэри вздрогнула, поколебалась.
Звонок повторился.
Она устремила взгляд сквозь арку на Гения. Тот был весь в компьютере, но, наверное, уловил из внешнего мира какие-то сигналы, потому что уронил через плечо:
— Еще рано.
«Рановато для того, чтобы нас явились брать», — поняла Мэри.
— Открыть?.. — нерешительно спросила она совета. Он пожал плечами и сказал, уже не оборачиваясь:
— ФСК все равно ворвется.
«Свет мой, зеркальце…» — вздохнула, глядя на него, Мэри и пошла к двери. Поглядела в глазок, Удивилась, спросила:
— Кто там?
— Можно попросить Марию? — вытянутая оптикой физиономия была незнакомой, но, судя по возрасту, опасности одинокий гость не представлял. Мэри открыла дверь.
— Я вас слушаю.
— Вы Мария Ветер? — уточнил представительный старик.
— Да, это я.
— Позвольте представиться — Генрих Блум, ученый, физик. — Он говорил, заметно волнуясь и поддергивая пиджак.
Сердце Мэри заколотилось — ученый-физик! Пришел сюда, к ней, значит, возможно… Он что-то знает!
— У меня к вам чрезвычайно важный разговор, — сказал ученый, превращая ее надежду почти в уверенность. — Вы разрешите войти?
— Да-да, конечно! Заходите! — Мэри отступила.
— Не сочтите меня сумасшедшим, но… — бормотал он, переступая порог.
— Прошу вас, проходите сюда.
— Да-да, спасибо…
Гений с интересом обернулся на странного взволнованного гостя, проследовавшего с Мэри к дивану. Тот при виде Гения смешался:
— Я хотел бы… Если можно…
— Гений, это ученый, — сказала Мэри. — Генрих э-э-э… Бум.
— Блум, Генрих Блум, — поправил гость. — Спасибо, конечно, но на гениальность я пока не претендую.
— Он физик! — сообщила Мэри главное. — А это мой… друг. Вы можете говорить при нем.
— Хорошо. В конце концов… Если ткань мироздания нарушена… Если все это не чудовищный розыгрыш и вы действительно прошли через Врата, — Мэри покосилась на арку, — то… Тогда вы сразу меня поймете. Если же мои слова покажутся вам бредом, я немедленно удалюсь и не буду больше вас беспо-о-э-кой-о-у-лб-лб-лб…
Мэри выпучила глаза, а потом тихо завизжала.
Лицо ученого плавилось, черты искажались, текли и перемешивались, словно краски в банке. Откуда-то из этой массы продолжали литься бессвязные звуки. То, что недавно было Блумом, подняло руку с пальцами, извивающимися, как змеи, и протянуло ее в направлении хозяйки.
Возможно, что он просто указал на нее по ходу своего повествования. А может быть, несчастный просил о помощи?
В следующий миг Мэри оказалась на лестнице. То есть, наверное, ее перемещение туда заняло какое-то время, только она этого не заметила, а просто вдруг поняла, что мчится с бешеной скоростью, ноги совершают безумные прыжки через ступеньки длиною в полпролета, а мимо, как дорожные метки, мелькают этажи.
Гений догнал ее уже на улице, то есть уже на проспекте, когда она, выбежав в достаточно людное место, остановилась в отчаянии, понятия не имея, что теперь.
Он просто взял ее под руку и куда-то повел — к счастью, не обратно в дом, все равно ее туда было не загнать даже плетью, и даже появись перед нею стена огня, она скорее бросилась бы на эту стену.
— Ты это видел? Видел? — спрашивала она, вцепившись в Гения и тряся его — не то чтобы требовательно, просто в теле не унималась противная дрожь, словно под ложечку положили осклизлую льдышку. Зубы нет-нет да и постукивали. — Кажется, я спятила… — замогильно произнесла она.
— Если ты спятила, то заодно со мной, — утешил он. — Успокойся, я тоже это видел: твой ученый «потек», как пластилиновая ворона. Не знаю, в какой степени он представлял для нас опасность, но к общению стал точно непригоден.
От его слов Мэри почувствовала некоторое облегчение: благодаря Гению пережитый ужас предстал в ином свете — слегка комичном. Страх отпустил, в голове появились мысли.
