Альфред Ван Вогт - Лунный зверь
Пендрейк почти неслышно, с болью в голосе обратился к цилиндру:
— Прошу тебя, спаси меня. Мне нужна помощь!
Где-то далеко, в глубине прозрачного цилиндра, чей-то голос ответил прямо в его сознание:
— Друг, твоя способность ощущать наше присутствие не даст тебе ничего: воистину пройдет еще немало времени, прежде чем люди смогут использовать то, что мы имеем и знаем.
— Сжальтесь, — с неуверенностью в голосе молил Пендрейк. — Меня ведь бросят на съедение дикому животному.
— Ну хорошо. Выбор за тобой. Присоединяйся к нам здесь навсегда.
— Вы имеете в виду…
— Навсегда соединенный с нашим единством, навсегда освободившийся от всех страстей и боли.
Пендрейк поежился. Он мгновенно почувствовал сильное отвращение. Ему ни на секунду не показалось, что ему предлагают свободу. В это мгновение он забыл об ужасной опасности, которую представлял для него саблезубый тигр: альтернативой ей был сущий ад.
— Но моя жена, Земля, все эти люди… — неуверенно возразил Пендрейк. — Существует ведь ужасная опасность…
Голос в его сознании произнес:
— Прими решение до того, как покинешь эту комнату. Мы можем помочь тебе здесь. Но снаружи мы уже бессильны…
— Вы — лунный народ? — спросил он, переменив тему.
— Да, мы — лунный народ.
Весь дрожа, Пендрейк отвернулся от цилиндра и посмотрел на неандертальца.
— Большой Олух, — сказал он напряженным голосом, — если моя жена будет здесь, то я сделаю все, что ты захочешь. Ведь ты, конечно, не будешь убивать человека, который будет выполнять все твои команды.
— Ты слишком умен. Я не верю тебе! — прорычало существо. — У меня нет убежденности, что ты ведешь честную игру.
— Я должен играть честно, — убеждал Пендрейк. — У меня нет выбора.
— Пендрейк, ты слишком классный парень, чтобы я согласился терпеть тебя рядом, — возразил неандерталец. — Никто раньше даже не осмеливался выступить против меня.
Пендрейк сказал решительно:
— Как только моя жена окажется здесь, я — в полном твоем распоряжении.
— Но ведь это не помешало тебе наброситься на меня, — заметил Большой Олух.
— У меня было что-то вроде помешательства после того удара по голове, — сказал Пендрейк, — и я не думал, что делаю.
Похоже, Большой Олух задумался над этим с открытым ртом и наполовину закрытыми глазами. Внезапно его зубы с лязгом сомкнулись.
— К черту все! — прорычал он. — С тех пор, как ты появился здесь, у меня одни неприятности, и поэтому я собираюсь избавиться от всех, кто причиняет мне эти неприятности, и начну-ка я с тебя. У меня много времени, Пендрейк, чтобы покончить с остальными проблемами. А теперь пошли.
Пендрейк медленно повиновался. Он больше ничего не говорил жизненной субстанции, чье присутствие он заметил в пламени. Он больше не думал о предложении, сделанном ему. Их существование лежало за пределами реальности. Они направились вверх по коридору, и вскоре вдоль стен Пендрейк увидел другие машины.
— Я повел тебя этой дорогой, — язвительно заметил Большой Олух, — чтобы показать тебе, что ты мог бы иметь. У тебя могла бы быть твоя жена. Теперь же мне придется дожидаться, пока здесь не окажется еще какой-нибудь парень, который разбирался бы в машинах, но не был бы столь суетлив. Быть может, я даже отдам ему твою жену, — добавил он в конце и разразился хохотом.
Пендрейк ничего не ответил. Но его разум напоминал качели, которые с каждым махом раскачивались все выше и быстрее. И с каждой минутой давление на этот расшалившийся мозг становилось все сильнее и сильнее. Мелькали мысли о двигателе, Земле, которая и не подозревает о планах восточных немцев; Элеоноре…
Мысль оборвалась, словно ее вырезали из мозга ножом. Кровь отхлынула от щек. Мускулы на солнечном сплетении так напряглись, что ему стало больно, словно его схватил приступ аппендицита: он и Большой Олух подошли к частоколу, за которым находилась земная транспортировочная машина.
Пендрейк следил уставшими глазами за тем, как человекозверь снимает висячий замок и распахивает ворота.
— Заходи внутрь! — рявкнул Большой Олух.
Пендрейк, который тщетно пытался ослабить во время перехода свои путы, быстро шагнул вперед. «Еще один шанс», — подумал он, но рассчитывать он мог только на быстроту действий и полное пренебрежение к боли.
Вступив в проем ворот, он на секунду остановился, наклонился вперед, поднял сзади руки и зацепил их за выступ частокола. И, изо всех сил толкнувшись ногами, рванулся вперед.
Полуистлевшая от древности веревка разорвалась, словно толстая пожухлая трава.
А он оказался на свободе.
Пендрейк повернулся и бросился к воротам.
Они с щелчком захлопнулись прямо перед ним, потом раздалось металлическое клацанье навешиваемого замка.
Из-за ворот донесся голос Большого Олуха:
— Ты очень умный парниша, Пендрейк. Слишком умный, чтобы я дал тебе какой-либо шанс. Я не стану дожидаться, когда ты запустишь эту машину. Менее чем через тридцать минут я вернусь сюда с ружьем, чтобы пристрелить тебя.
Послышались удаляющиеся шаги, и вскоре они стихли вдалеке.
«Нельзя сказать, — подумал Пендрейк, — что сегодня действительно удачный денек. Как для Большого Олуха, так и для меня».
Он уже чувствовал, что поток устремится на Землю самое позднее через пятнадцать минут. Хотя ему не очень-то хотелось покидать Луну, но, по всей видимости, у него не было выбора. С нетерпением Пендрейк ожидал, когда пройдут эти пятнадцать минут.
Пришла мучительная мысль: «О Господи, ведь Элеонора в его руках!»
Но иного выбора у него все равно не было.
Без всякой надежды он подумал: «Они решат, что Большой Олух бросил меня на съедение дьявольской бестии, и прекратят сопротивление».
Он представил себе горе и унижение Элеоноры и подумал: «Я должен покинуть Луну, достать оборудование и оружие и вернуться — и все это за восемь часов».
Это хоть на какое-то время избавит его от издевательств — физических и моральных, которым мог подвергнуть его Большой Олух.
Может быть, Большой Олух даже воздержится от причинения Элеоноре какого-нибудь вреда, боясь возвращения Пендрейка. Только на это Пендрейк и смел надеяться.
Выбора-то не было.
Когда поток начался, Пендрейк осторожно приблизился к невидимой разделяющей черте, проходящей внутри пещерообразного углубления, остановился, расставил ноги пошире для большей устойчивости и наклонился вперед. Голова и плечи оказались за этой чертой. Он хотел хорошенько рассмотреть, что же находилось по другую сторону.