Елена Федина - Сердце Малого Льва
— Если я не убедила вас на сцене, — сухо сказала она, — то что я могу еще добавить?
— Не будем спорить из-за глупой пьесы, — улыбнулся он, — счастлив был увидеть вас.
— Вы знали меня раньше?
— Не имел удовольствия.
Зела не знала, что о нем думать, всё было неправдоподобно! Мысли путались.
— Вы не хотели бы представиться, раз уж вы имеете такое удовольствие? — спросила она.
— Хотел бы, — серьезно сказал он, — но не могу.
— Что значит, не можете? Почему?
— Всему свой срок, прекрасная Росандра.
Он еще раз улыбнулся, посмотрел на нее очень странно, с какой-то глубинной тоской и быстро вышел. Осталось перо Жар-птицы, которое заливало своим мерцающим светом и без того яркую гримерную.
— Что скажешь? — обернулась Зела к своему поэту, ее почему-то трясло от волнения.
— Скажу, что это не Ричард, — заявил Кси.
— Весьма наблюдательно!
— Не Ричард. Но хотел бы оказаться на его месте. Негодяй, он даже не скрывает этого!
Ей тоже так показалось, но она не могла в это поверить.
— Ты преувеличиваешь, Кси. Надо быть полным идиотом, чтобы на это рассчитывать.
— Только полный идиот так запросто раскрывает свои карты. Видно, он совсем от тебя без ума, Ла!
— Что ты имеешь в виду?
Кси прикрыл коробку. Сразу стало темнее.
— Ты и сама догадалась. Он Прыгун. Причем более опытный и более старший, чем наши. Он даже знает, где Сияющая роща.
— О, Господи…
— Если Прыгуны живут лет по триста-четыреста, то ничего странного в этом нет.
— Есть. Если он Индендра, почему скрывает это?
— А если не Индендра?
— Других Прыгунов не бывает! Только Оорлы. Но они до недавнего времени не знали методики прыжков и о Сияющей роще даже не слыхивали!
Кси смотрел на нее с тревогой и нежностью.
— Ты только не волнуйся, Ла. Кто бы он ни был, с Ричардом ему не справиться. И не сравниться.
— Конечно! — с жаром сказала Зела, хотя и обижалась на своего мужа, — кто же с ним может сравниться!
Сказала и вдруг смутилась, как будто не думая выкрикнула лозунг.
— Если только ты, — тихо добавила она.
— Не надо нас сравнивать, — спокойно ответил Кси, — мы с ним лежим в разных плоскостях. Его ты любишь. А я тебе просто нужен. И неизвестно, кому из нас повезло больше.
Зела взяла коробку в руки.
— Надо срочно показать Лецию.
— Дядя Рой, — смущенно сказал Льюис, — я не знаю, что делать. Анастелла пригласила меня к себе.
— Идти, — усмехнулся дядя Рой.
— Мне это ужасно неудобно, — признался он, — там такой шикарный замок, там ее родители, слуги…
— Так… Миранде — хризантемы, девчонке — розы. Кера отсалютуешь головой, низко не кланяйся. Много не улыбайся. Со слугами не здоровайся, это не принято. Брюки и сапоги черные, пиджак белый. Увидишь зеркало — не смотрись, это дурной тон… что еще? Останешься с этой принцессой наедине — проверь, заперта ли дверь. Слуги здесь очень любопытные.
Льюис вспыхнул.
— Ты что! — возмутился он, — мы вовсе не собираемся запираться! Анастелла хочет нарисовать мой портрет в своей мастерской. Вот и всё.
— Портрет? — насмешливо посмотрел на него дядя Рой.
— Конечно!
Они сидели в маленьком кафе недалеко от общежития. На круглом малахитовом столике дымились чашечки кофе, за прозрачной стеной золотились от полуденного солнца яркие осенние клены. Все было хорошо, как и должно быть, все шло только к лучшему, но разговор становился неприятным. Старший друг явно не понимал благоговейного отношения Льюиса к Анастелле.
— Она тебе что, не нравится?
— Нет, очень нравится.
— Ну? И долго ты будешь развлекать ее разговорами?
— Дядя Рой…
— Знаешь, женщины этого не любят. Всему свой срок, малыш. Есть время разговоров, а есть время действий. Смотри, не перетяни.
Льюис покраснел. Он ненавидел за собой эту особенность, но ничего поделать не мог, краска смущения сразу бросалась ему в лицо.
— Она же чужая невеста. Как я могу!
— Да хоть бы чужая жена! — выразительно посмотрел на него дядя Рой, — ты что, сдался без борьбы? Да ради женщины можно мир перевернуть, а ты сидишь тут и краснеешь как девица!
— Ты ее не знаешь, — потупился Льюис, — она сама ничего не хочет.
— А ты пробовал?
— Нет. Это невозможно! Она… такая неземная!
— Это ты не от мира сего, парень.
После разговора остался неприятный осадок. Льюис пришел к себе, вымылся, причесался, оделся, как советовал дядя Рой, потом в приступе какой-то тошноты всё это с себя снял и надел просто джинсы и свитер. «Ради женщины можно мир перевернуть!» А как?
Он всё делал не по правилам. Никаких цветов дамам не подарил, какие букеты от нищего студента? С хозяином расшаркивался долго и почтительно, улыбался до ушей и здоровался со всеми слугами.
Замок у Кера был не столько шикарный, сколько утонченно красивый. Сам он довольно мирно выглядел в домашнем халате, в кресле-качалке у камина. Миранда была очень приветлива и ласково смотрела такими же серыми как у ее дочери глазами. В общем, всё обошлось. Он думал, будет хуже.
— Мы пойдем в мастерскую, — объявила Анастелла, — я хочу Льюиса нарисовать.
— Иди, детка, — улыбнулась ей мать, — никто вам мешать не будет.
После такого доверия Льюис вообще зарекся даже думать о чем-то плотском. Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
В мастерской он увидел ее картины. Они были разные, не только цветы и бабочки. Были мосты, дома, кленовая аллея, фонари в ночном саду, портреты, облака над крышами… Все было немножечко ярко и немножечко наивно, словно опытной и твердой рукой рисовал ребенок.
Анастелла посадила его на стул, а сама спряталась за мольбертом. Льюис видел только ее ноги в сиреневых туфельках и край короткой пестрой юбки. Если б не дядя Рой со своими речами, он бы и внимания на это не обратил, а теперь невольно изучал изгибы ее узких коленей.
Честно говоря, это были не самые красивые и не самые соблазнительные ноги в мире, обыкновенные худые девчоночьи ножки. Были на свете и женщины в тысячу раз более ослепительные. Но он любил эту, с серыми глазами, с белесыми ресничками, с мелкими веснушками на вздернутом носике, с открытой милой улыбкой и со всеми ее детскими рисунками.