Андрей Корбут - Гражданская война
Карл согласился со мной. Я выждал условленные десять минут и, подъехав к дому, остановился под самыми окнами. Как только я постучался, дверь открыли.
Молодой человек, почему-то в кованых сапогах, в облегающем трико и широкой белой сорочке с колоколообразными рукавами, тонколицый, но с уверенным взглядом смерил меня с головы до пят и сказал, чуть заикаясь:
-- К-к-кто вам нужен?
-- Патриция де Санс.
-- Ее здесь нет.., -- он смотрел на меня не отрываясь.
-- Она моя дочь, и я хочу ее видеть, -- все жестче говорил я.
-- Она будет, может быть... п...позже, -- после этого он попытался закрыть дверь.
Я помешал ему, сделав шаг навстречу.
-- Я могу войти и подождать ее?
-- Я вас не... не знаю.
-- Клод, кто там? -- услышал я чей-то еще голос.
-- Он уже уходит, -- произнес Клод, вновь потянув к себе дверь.
-- Довольно, я хочу видеть хозяйку этого дома, Элен Скотт, -- покачав головой, сказал я.
-- Впусти его, Клод.
Я вошел и заметил в гостиной некую перемену: один угол был занавешен пурпурно-черной материей, среди зала стояли несколько кресел, на пол была брошена знакомая мне медвежья шкура... Тот, кто распорядился впустить меня, стоял перед лестницей на второй этаж, был по пояс голый и в шароварах. Настоящий атлет, он упивался осознанием того, как он силен и красив, но в кофейно-молочных глазах его сквозила неимоверная тупость. Стиснув зубы, задвигав челюстями, он обозначил могучие желваки (ему, очевидно, нравилось, как выглядело в этот момент со стороны его лицо), глянул же точно так, как смотрели на меня ранее мутанты -- невидяще...
-- Зашли -- значит, присаживайтесь, Клод сказал Вам: Патриция скоро будет, -- с легкой ухмылкой сказал он и пошел наверх.
-- Простите, -- обратился я к нему, понимая, что он может внезапно войти в комнату, в которую пробрался Карл, -- где я мог Вас встречать раньше?
Он, обернувшись вполоборота, сказал:
-- Клод, займи гостя.
Но когда Клод, предложив мне присесть, вытащил из-за кресла бутылку красного вина, его товарищ остановился рядом с одной из комнат второго этажа и тогда оглядел меня.
-- Я не уверен, что мы встречались...
После этого он скрылся за дверью. Но ничего не произошло. И вскоре он вышел оттуда, чтобы присоединиться к нам. Однако замечу, дружеской беседы не получилось -- И Клод, и его товарищ, и я упорно молчали.
Минул час. Я решил, что мне пора уходить, времени у Карла было достаточно. Попросив передать Пат, чтобы она связалась со мной по телефону в машине, но ни в коем случае ни с домом, я откланялся. Меня не задерживали.
Я подъезжал к месту, где мы расстались с Карлом, метров за десять увидел его упрямо стоящую на моем пути фантасмагорическую фигуру, остановился и, когда выглянул из машины, услышал его слова: "Ее там нет". Однако почему-то он смотрел не на меня, а в черную провалившуюся в ночь дорогу. Дорогу, вдруг вспыхнувшую светом... Я закричал: "Беги!", но он не шелохнулся, будто ослеп. Потом что-то разорвалось. Потом мне в лицо ударил свет фар пронесшейся над телом Карла машины. Она врезалась на полном ходу в мою, и все оборвалось...
33.
Я часто спрашиваю себя: почему не ребенок, родившийся на корабле у матери-самоубийцы, и не тот двухголовый, впервые увиденный мною в баре, и не моя Элен, и даже не Патриция с ее одержимостью вершить свой суд, а она -вернувшаяся спустя лета, ее высочество Гильотина стала для меня тем символом, за которым стоит век мутантов, за которым обрывается в никуда, словно в прорву, век человека разумного, "homo sapiense", почему? зачем? Может быть, потому, что тогда открыв глаза, я увидел гильотину? А увидев, ужаснулся... Нет, не я был предназначен ей в жертву, но Карл. Над телом Велье, растерзанного взрывом, униженного палачами, возвышалась жрицей смерти Патриция, и никто, взглянув на нее, не посмел бы сказать, не погрешив перед истиной, что она творит неправое дело, что совесть ее нечиста...
То, что Карл все еще оставался жив-- уже было чудом: ему оторвало нижнюю часть туловища и вместе с ним его три конечности, четвертая же повисла на коже; из чрева, черной от крови и грязи дыры вывалились внутренности... его тонкий лик, изуродованный огнем и металлом, тем не менее хранил маску каменного спокойствия, словно не было той адской боли, словно костлявая старуха с остро отточенной косой, обдавая своим смрадным дыханием, не заглядывала в его глаза; оставшиеся руки привязали, схватили в колодки, словно он был неким титаном -- бессмертным и всепобеждающим... Но жизнь его была в моих руках... в прямом смысле, -- мои связанные руки держали веревку, тянувшуюся к замку ножа гильотины... Я полусидел - полулежал на полу, облокотившись о стену; голова моя была перебинтована, дышать было тяжело и больно... При тусклом свете свечей -- яркая люстра была потушена -- видение это приобрело истинно зловещую суть, все теперь подчинялось ей -- стены с целым театром теней и весь дом, огромный и пустой.
"...Так вот что скрывал занавес", -- сказал я себе.
Пат отошла от распятого на скамье Карла, встала против меня в двух шагах:
-- Пат, остановись! Он сын Филидора! Он мой друг! Останови это! -хрипел я.
-- Тебя не интересует судьба Элен? -- на ее лице ничего нельзя было прочесть.
-- Что с ней?! -- заскрежетал я зубами.
-- Ты никогда не пытался приподнять ее челку... Понимаю, она всегда была осторожна... так нет? А зря, ты увидел бы преинтереснейшую вещицу... Элен у нас дома.. но она не родит от тебя ребенка.
-- Кто ей запретит? -- я еще не осознал смысла ее слов.
-- Она мутант, я не позволю ей родить от тебя ребенка.
-- Я люблю ее.
-- Нет, -- Пат покачала головой, -- нет... этого не будет...
-- Что ты с ней сделала?! -- к чему было спрашивать, я ведь все понял...
На втором этаже появились Клод и четверо прекрасных юношей. Я не преувеличиваю -- юноши с отточенной красотой, статные, гордые, с лицами монахов -- аскетов...
"Это так,.. -- пронеслось в голове, -- убивая, они несут свой крест, и как фанатично преданы, должно быть, своей вере, и как слепы...
-- Патриция! -- громко обратился шедший впереди к моей дочери, -- Нам пора...
-- Ступайте, я догоню вас.
Они прошли мимо, не удостоив ни Карла, ни меня взглядом, как будто все это их не касалось. И вышли из дома.
-- Ты свободен,.. -- вновь говорила со мной Пат, и после этих слов сняла предохранитель с замка гильотины.
Я почувствовал как натянулась веревка, и в ту же секунду понял, что это правда -- стоило мне отпустить ее лишь на немного, защелка окажется ниже ножа, и нож обрушится вниз... тогда я легко смог бы освободиться.
-- Быть может, мы увидимся, -- почти прошептала Патриция, посмотрев на прощание мне в глаза.
Я и Карл остались вдвоем. Он еще дышал, и казалось, что засыпает...
