Уильям Тенн - Миры Уильяма Тенна - Том 01
В данную минуту ни один Утверждатель не топчет Землю. Вместе с расплодившимися в невероятном количестве правительственными бюро — включая и то, где были обязаны регистрироваться все исповедующие Хранителизм, а именно, министерство Древностей и Бесполезных Реликтов, — они сейчас разбросаны по сотне планетарных систем Галактики. Но все это, кажется, ни в малейшей степени не трогает мой разум. Благодаря цепкой до идиотизма памяти он до сих пор цитирует тексты, которые заучил наизусть десятки лет назад к экзаменам по системе выживания, давным-давно отмененным и забытым властью предержащей.
И до чего ж они расторопные, эти Утверждатели, так чудовищно и удачливо расторопные! Однажды еще мальчишкой я поделился по секрету с моим, увы, не в меру болтливым другом, с Ру-Сатом, что в свободное время стал
заниматься живописью на холсте. Родители тут же, сговорившись с моим наставником по активному отдыху, принудительно-добровольно отправили меня в ближайший детский «Особый отряд выживания для особых работ», где мне в обязанность вменили малевать на упаковочных ящиках цифры и маркировочные знаки. «Не развлечения, но упорство, упорство и еще раз упорство сохранит расу Человека» — эти слова из катехизиса Утверждателей мне с тех пор приходилось повторять каждый раз перед едой, прежде чем мне разрешали сесть за стол.
Шли годы. Я взрослел, и однажды наступил день, когда я смог зарегистрироваться как сознательный Хранитель. «Знаешь что, — задохнулся при виде меня отец, — не попадайся нам больше на глаза. Не надоедай нам. Я говорю за всю семью, Фиятил, включая твоих дядей по матери. Ты решил стать покойником — твое дело! Нас это теперь не касается. Только забудь, что у тебя были когда-то родители и родственники, и дай нам забыть, что у нас был сын».
Это значило, что теперь я свободен от поденщины Выживания и могу взвалить на себя вдвое больше работы с микро-съемочными группами, которые разъезжали с одного музея в другой, от археологических раскопок до города с небоскребами. И однако это же самое общее мнение настаивало, чтобы мы проявили жест доброй воли по отношению к обществу, которое столь милостиво позволяет нам следовать своей совести. Экзамены вынуждали нас отложить в сторону томик, озаглавленный «Религиозная композиция и убранство в храмах Верхнего Нила», ради отчаянно скучной, серой и замусоленной книжонки «Инструкция по судовой индексации и справочник по размещению однородного груза». Я давно оставил надежду самому стать художником, но уродливые и ничтожные десятичные дроби отнимали время, которое я с большим бы удовольствием провел бы, любуясь творчеством людей, живших не в таких фанатичных, безумных столетиях.
И до сих пор отнимают! Передо мной больше не ставят вопросы по дегидратации, на которые мне следует снова и снова отвечать, но привычка считать настолько въелась, что даже теперь я ловлю себя на том, что подсчитываю с помощью логарифмов, куда пакуется вещество сразу после его обезвоживания. Ужасно! Образовательная система, от которой я в свое время полностью отвернулся, все-таки дотянулась до меня и втянула в себя!
Конечно, занятия, в которые я сейчас вовлечен, не очень-то помогают. Однако мне важно почерпнуть как можно больше знаний из элементарных обучателей — в этом музее, например, — чтобы, вооружась ими, не беспокоиться насчет возможной поломки шаролета над джунглями. Я не собираюсь становиться ни техником, ни монтером-аварийщиком. Но мне нужно хотя бы научиться, как подобрать аппарат в хорошем рабочем состоянии и заставить его работать, не повредив чувствительных деталей.
Эти технологические тонкости действуют мне на нервы. За этими стенами — брошенное на произвол судьбы искусство 70 000 лет; оно зовет меня и манит, а я вот сижу тут и заучиваю скучнейшие сведения о силовых установках рабочих роботов, разглядываю чертежи антигравитационных винтов у шаролетов, действуя от лица всего мира, словно какой-нибудь капитан Утверждателей, пытающийся до старта снискать похвалы у министерства Полета.
Но именно этой своей усидчивости я обязан тем, что сижу здесь, а не предаюсь отчаянию на борту разведывательного судна Утверждателей, как Mo-Дики, Груземан и Придают. Пока они бурно радовались обретенной свободе и носились по планете, словно старые взбесившиеся клячи, я отправился в Музей Современной Астронавтики и принялся изучать, как обращаться с антропометром и голубым бериллитом. Терять время даром было мне не по душе, но я не забывал, как свята для Утверждателя, особенно современного, человеческая жизнь. Они нас однажды предали; они не могли не вернуться и не удостовериться, что предательство не оставило после себя следов в виде Хранителей, наслаждающихся достигнутым. Я был прав тогда, я знаю, что прав сейчас — но как же мне надоело искать одной пользы!
Кстати, об антропометре — буквально два часа назад я пережил настоящее потрясение. Сработала сигнализация, но сигнал быстро прервался. Я ринулся вниз по лестнице к антропометру и, пока бежал, разворачивал костюм из голубого бериллита и отчаянно надеялся, что не подорвусь от повторного его употребления.
Когда я подоспел к прибору, он уже прекратил свои зазывания. Я раз десять прошелся по всем направлениям шкалы, но прибор безмолвствовал. Следовательно, если верить инструкции к антропометру, ни в одном уголке Солнечной системы не было ни единого живого человека. Я настроил прибор на излучения своего головного мозга так, чтобы сигнализация на меня не реагировала. И однако же она сработала, фиксируя, безусловно, присутствие людей помимо меня, как бы кратковременно ни было их существование. Все это было весьма загадочно.
Я пришел к выводу, что прибор включился из-за какого-нибудь атмосферного возмущения или неправильного соединения в самом антропометре. А возможно, я, бурно радуясь пару дней назад, что меня оставили, нечаянно повредил аппарат.
Я слышал, как с разведывательного корабля Утверждателей передавали на базовое судно, ожидавшее за Плутоном, что они поймали моих коллег. Так что я точно знаю, что являюсь единственным живым человеком, оставшимся на Земле.
Кроме того, если бы сигнализация сработала из-за притаившихся Утверждателей, то их антропометр обнаружил бы меня в то же самое время, поскольку я разгуливал, не защищенный изолирующим слоем голубого бериллита. Музей тут же был бы окружен экипажами шаролетов, и меня бы незамедлительно схватили.
Нет, не думаю, что мне следует опасаться Утверждателей. Они удовольствовались тем своим последним возвращением два дня назад. Я даже не сомневаюсь в этом. Их учение не позволило бы им снова и снова возвращаться, так как этим они поставили бы под угрозу собственные жизни. И то сказать, осталось лишь 363 дня, не больше, и солнце вспыхнет новой звездой.
