Джон Уиндем - Отклонение от нормы
Я очень любил ее такой, какой она была для всех остальных. Я любил ее высокую, стройную фигуру, линию шеи и груди… Ее чудные, длинные ноги… Все это не просто нравилось мне – я любил все это… И то, как она двигалась, и тепло ее маленьких ладоней и ее улыбку. Я любил золотистую копну ее волос, матовую кожу лица, свежесть дыхания, тепло всего ее тела…
Но все это любить было легко… Даже слишком легко – это мог полюбить кто угодно… И все это нуждалось в защите… В видимости уверенности, видимости независимости, видимости силы и способности постоять за себя… Так возникла ее маска, ее «броня», которую я тоже любил, но больше восхищался, как великолепным произведением искусства. Она и в самом деле была произведением искусства, была искусственная…
И вот сейчас я услышал другую, настоящую, Розалинду, нежную, беззащитную… Она звала меня, отбросив, как ненужную шелуху, эту свою маску, шла мне навстречу, раскрывалась вплоть до самых потаенных уголков сознания…
Словами это не выразить…
Словами можно нарисовать тусклую картину телесной любви, в которой двое существуют отдельно друг от друга, как бы они не стремились слиться воедино. Передать словами любовь, любовь ее, мою, нашу, невозможно… Любовь волнами шла от нее ко мне, она захватила нас целиком, и не было между нами ни расстояния, ни различия… Мы были вместе… Мы встречались, касались друг друга внутри, проникали друг в друга и сливались в одно – мы больше не были отдельно, не было ее и меня… Были мы!… Вместе!…
Такую Розалинду не знал никто, кроме меня. Даже Мишель и все наши лишь изредка видели тень такой Розалинды, и они даже не представляли себе, чего ей стоило даже им казаться такой, какой они привыкли ее знать… Никто!… Никто не знал мою Розалинду – беззащитную, родную, любимую… Розалинду, боящуюся того, что она с собой сделала, но еще больше боящуюся столкнуться с жизнью без маски, без «брони», которая стала уже частью ее самой.
Времени у нас не было. Мы были вместе секунду – не больше… Но мы были вместе, и это главное, а сколько это продолжалось – не имеет значения… В сравнении с этим, ничто на свете не имеет значения…
Потом все кончилось, и я вернулся к реальности. Над нами было тускло-серое небо, лежал я очень неудобно, все тело затекло… Я услышал Мишеля, который, видимо, уже давно пытался связаться со мной, тревожно и настойчиво спрашивая, что с нами происходит. Я собрался с мыслями.
– Понятия не имею, – сказал я ему, – что-то вдруг ударило меня сверху… Но вроде я цел, только вот голова трещит и очень неудобно лежать…
Я чувствовал, что по-прежнему лежу на дне корзины и что-то буквально вдавило меня в ее днище.
Мишель ни черта не понял и обратился к Розалинде.
– Они спрыгнули на нас сверху, с веток – четверо или пятеро, – объяснила она, – один из них угодил прямо на голову Дэвиду…
– Кто они?! – почти выкрикнул Мишель.
– Люди из Джунглей, – к моему огромному облегчению ответила она.
– Это не в вас стреляли ночью? – спросил Мишель.
Я ответил, что в нас, но кто стрелял, я не знал.
– Наверно, это наши… – с досадой сказал он. – Я-то надеялся, что они потеряли ваш след. Мы тут собрались вместе – несколько отрядов. Все считают, что преследовать вас в Джунглях маленькими отрядами опасно, так что теперь мы пойдем все скопом – нас тут больше сотни. Выйдем, наверно, часа через четыре. Все решили, что в любом случае будет неплохо дать Джунглям хороший урок – меньше будут лезть к нам после. Постарайтесь избавиться от ваших лошадей. Пока они с вами, вам не замести следов…
– С этим советом ты слегка опоздал, – спокойно сказала Розалинда. – Я лежу связанная в корзине на одной лошади, а Дэвид – на другой.
– А где Петра? – с тревогой воскликнул Мишель.
– С ней все в порядке. Она на той же лошади, что и я, но в другой корзине. Похоже, она подружилась с парнем, который нас стережет.
– Расскажите мне подробно, по порядку, что произошло, – секунду подумав, сказал Мишель.
– Сначала они свалились на нас сверху. Потом из лесу выскочило еще человек двадцать. Они стащили нас вниз и стали гадать, что с нами делать. В конце концов они решили от нас избавиться: связали, кинули в корзины, на каждую нашу лошадь посадили по своему человеку и пустили вперед по дороге…
– Как вперед? Еще дальше в Джунгли?
– Ну да… – сказала Розалинда.
– Ну что ж, из всех дорог эта не самая худшая, – заметил с облегчением Мишель. – А как они с вами обращаются? Грубо?
– Нет. Совсем нет. Для них главное, чтобы мы не убежали. По-моему, они кое-что о нас знают, но не очень ясно представляют, что, собственно, с нами делать… Они долго спорили, но, кажется, их больше интересуют наши лошади… Тот, что едет с нами, совсем не злой. Он все время болтает с Петрой (словами, конечно)… По-моему, он слегка… ну, придурковатый…
– Вы можете что-нибудь разузнать об их планах? Что они собираются с вами делать?
– Я спрашивала у него, но он вроде и сам не знает. Ему только велели нас куда-то отвезти.
– Ну ладно… – Мишель, кажется, и сам был в растерянности. – Нам теперь остается только ждать… Правда, можно сказать ему, что мы за вами гонимся…
Я напрягся и перевернулся на живот. С трудом мне удалось подняться на ноги. Человек, сидящий в другой корзине, посмотрел на меня равнодушно.
– Н-но, пошла! – прикрикнул он на лошадь.
Неторопливо он снял с груди плетеную флягу на ремне и протянул мне. Попив воды, я вернул ему флягу, и он молча повесил ее себе на грудь.
Кое-что я уже различал вокруг. Мы ехали по довольно унылой местности. Громадный лес кончился, и деревья вокруг нас были нормальных размеров. Но даже по первому взгляду мне показалось на мгновение, что отец был прав, когда говорил о пародии на НОРМУ. Ни для одного дерева я не мог подобрать названия: стволы, ветки, листья – все было неправильным. Некоторое время по левую сторону от нас тянулся фантастический частокол из куманики, шипы которой были размером с лопату. В другом месте земля была похожа на высохшее русло реки, усеянное крупной галькой, но когда мы подъехали ближе, «галька» оказалась шаровидными грибами, растущими так тесно, что между ними не было ни просвета, ни щелочки. Встречались деревья с такими мягкими стволами, что росли они не вверх, а стелились по земле. Тут и там попадались сморщенные, искривленные деревца, которым на вид было по сто-двести лет, если не больше…