Владимир Щербаков - Чаша бурь
Я спустился в вестибюль и увидел этого товарища у киоска с газетами и почтовыми марками. Подошел, сжал его плечо. Это был Леня Абашев. Год назад он кончил в Москве литературные курсы, тогда я с ним и познакомился.
Леня Абашев отважен, медлителен, добродушен. Он въезжает на машине по вертикальной стене, и если ее нет - по забору. Говорят, один японский менеджер приглашал его на две недели в Японию на все готовое, чтобы поделиться опытом вождения и эксплуатации автомашин. Леня оформил выездные документы, но в самый последний момент его пригласили в автопробег по новым сахалинским трассам, и он отказался от поездки в страну Хокусаи и Фудзиямы. На Сахалине же он один-одинешенек прошел трассу благополучно, успешно миновал участки, оставленные строителями незавершенными, равно как и несколько рек и речушек с мостами без настилов. В итоге он заслужил приз - двухнедельную поездку в ту же Японию, где показал класс вождения, проявил выдержку и самообладание во время автоэкспромтов. И не раз, по его словам, полицейские Страны восходящего солнца показывали ему большой палец с покрышкой и на чистом русском восклицали: "Каласо!"
Теперь он стоял передо мной и невозмутимо рассматривал меня, как будто я так уж изменился за год.
- Все в порядке, - сказал я, - зайдем в номер.
РАЙЕРСОН, СЕЛФРИДЖ, САНДРЕТТО
Мы поднялись на пятый этаж. Я достал из чемоданчика московские консервы, заказал чай. Попытался выведать у горничной, кто дежурил той ночью, когда я приехал. Это не удалось. Леня Абашев немногословно поведал о своем житье-бытье. Таким, как он, иногда не очень везет. Мы с ним сформулировали когда-то принцип: сильным труднее. Похоже, исключений не бывает.
- Ты мне не нравишься, Леня. Как будто тебя мучает неразрешимая проблема и ты стесняешься мне об этом сказать. Ну?
- Да, есть проблема... - Он улыбнулся открытой чистой улыбкой профессионала. - У меня машина недавно пострадала... ехал, понимаешь, вдруг навстречу трейлер на умопомрачительной скорости, я крутанул баранку, спрямил угол, выскочил на боковую улочку и угодил колесами в открытый канализационный люк. Два раза перевернуло и шлепнуло. Вот и все.
- Тебе повезло. Эту проблему следует отнести к разряду решенных.
- Не совсем. Я на мели. Пошел к одному прозаику денег попросить на ремонт, он мне отвечает: "Не могу, дружище, дать тебе и трех сотен. У меня дача на берегу Амурского залива, причем двухэтажная, и на втором этаже, представь себе, я делаю ванную с кафелем, просто и элегантно. А кафель недешев, сам знаешь". Как будто он кладет этот кафель на последние свои триста рублей. На те же триста претендовал и я. На большее духу не хватило.
- Ты тоже не лыком шит, Леня. Получи триста, которых, не хватает иногда прозаику для полного счастья.
- Спасибо, брат. Считай теперь, что машина у нас в кармане. Через неделю. А там у меня выходит повестушка... сам понимаешь, в долгу не останусь. Еще сумеем махнуть с тобой в тайгу.
- Зачем сразу в тайгу?
- Это одно название - тайга. На самом деле ботанический сад. Привезем на зиму лимонника, грибов, ягод.
- Не откладывай ремонт машины, Леня.
- Хорошо. Скажи, зачем ему понадобилась ванная на втором этаже?
- Странный вопрос. Нужна - вот и все.
- Понимаешь, в прошлом году он сказал мне... при аналогичных обстоятельствах, что заказал ванную на первом этаже. И тоже с кафелем.
- Ну и что? На каждом этаже по ванной. Не нашего ума это дело. Он же не спрашивал тебя, почему ты каждый год прыгаешь на машине через открытые канализационные люки? Так?
- Так...
- Скажи... ты переписываешься с тем журналистом из Плейнфилда?
- С Генри Гри? Нет. Давно не писал ему.
- Ты мог бы возобновить переписку?
- Зачем это? - Леня с недоуменным выражением лица застыл в позе человека, внезапно потерявшего пенсне.
- Видишь ли... - Я подбирал слова; нельзя упоминать о контактах и прочем, иначе Леня покрутит пальцем у виска - и баста. Кроме того, я не имел права раскрывать карты. - Видишь ли, есть одно дело. Генри Гри, судя по твоим прежним рассказам о нем, как раз тот парень, который нам нужен. А дело вот какое. Три года назад американская пресса писала об одном происшествии над Гренландским побережьем. Там сбили якобы самолет без опознавательных знаков. На поверку оказалось, что самолета вроде не было, а произошло недоразумение...
- Брат, да ты с Луны свалился! - перебил меня Леня. - У меня полная подборка о гренландском самолете. Тогда я еще дружил с Генри. Хотел писать приключенческую повесть. Потом раздумал. Не та это тема, не берет за живое. А тебе зачем это?
- Ну... я тоже хотел написать. Очерк или статью.
- Не надо. Скажи правду.
- Разве простая любознательность перестала считаться уважительной причиной?
- Ладно. Повесть я все равно не окончу в ближайшее столетие. И даже не начну. Что тебя интересует?
- Не что, а кто... Селфридж, Райерсон, Сандретто. Тебе знакомы эти имена?
- Не то слово. Очень и очень знакомы. Рассказать по памяти или показать материалы?
- Бросим монету. Если орел - покажешь бумаги. - Я метнул над столом полтинник, и он, разумеется, упал на раскрытую ладонь Лени орлом.
- Ловко, - восхищенно пробасил Леня. - Едем ко мне.
Приглашение было принято с благодарностью. Мы спустились к бухте Золотой Рог, где на глянце темной воды плясали огни и причалы жили своей особой, затаенной, ни на что не похожей жизнью. Леня хотел остановить такси, я отговорил его, мы пошли пешком в сторону Дальзавода, и справа от нас тянулись и тянулись причалы; акации и вязы накрывали шапками крон узкие скверы, прижавшиеся к шоссе. Слева от нас улицы взбегали на пологие горбы сопок, уходили к заасфальтированным невысоким перевалам. Там обрывалась панорама вечернего города.
Четверть часа - и мы оказались в его квартире. Жил он в мансардной части старого дома, у него было две комнаты с разной высоты потолками, дощатыми полами, удивительной кухней, напоминавшей кунсткамеру: вдоль стен тянулись полки с раковинами, высушенными крабами, морскими звездами, акульими челюстями и черепашьими панцирями. Все это было покрыто серо-зеленой пылью. Я выразил сочувствие:
- Нелегко, наверное, управляться одному?
- Нелегко, брат, - сказал он. - Кофе? Чай?
- Райерсон, Селфридж, Сандретто.
- Помню, помню... - Он исчез в комнате с низким потолком, там что-то грохнуло, послышались шелестящие звуки рассыпавшегося вороха бумаг, и через четверть часа хозяин вернулся ко мне, на ходу развязывая шнурки синей папки.
- Итак, Райерсон, - произнес он. - И другие.
Он подал мне папку с закладками на нужных страницах. Я стал читать. Он ушел на кухню, оставив меня в комнате одного - знак особого доверия к коллеге. Итак, Райерсон...
