Брайан Олдисс - Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская планета. На белой полосе
— Вы совершенно правы. Только точнее было бы выразиться так: диктатор-сознание подает в отставку, и я — последний пострадавший от его руки.
Впервые заговорил Борроу:
— Да, я понимаю… понимаю. Так значит, на наше поколение придется главный удар! Значит, мы последнее поколение, мозг которого верно воспринимает время?
— Именно так. Мы — поколение Гималаев. Гигантская возвышенность, перевалив через которую, человечество скатывается вниз к будущему, нам уже известному; к упрощению общественного строя и отношений, в конце концов к тому, что последнее проявление разума растворится в растительной жизни ранних — ох нет, поздних, конечно! — приматов. И так далее в том же духе.
Все это было уже явно слишком. Силверстон понял и адресовался к Энн:
— Вы все молчите, Энн. Что вы обо всем этом думаете?
— Не верю ни единому слову, вот что! Кто-то из нас слетел с катушек — или я, или все остальные. Так вы пытаетесь доказать мне, что, просидев тут битый час, выслушивая подобные бредни, я стала моложе, а не старше?
Силверстон улыбнулся:
— Энн, я уверяю, что вы становитесь все моложе и моложе, как и все мы. Мне кажется, вам полезно было бы ознакомиться со строем Вселенной — в свете новой верной Теории, прежде чем мы заговорим о человечестве в целом. Ну как, готовы вы к нашему заочному Странствию?
— Не знаю, как вы, а я никогда не Странствую на голодный желудок, — проворчал Хауэс.
«Мозг солдафона — складка от фуражки», — раздраженно подумал Буш.
— Присоединяюсь! — поспешил он загладить неприязненную фразу спутника.
Энн тут же вскочила:
— Давайте сюда все ваши запасы — я попытаюсь из них что-нибудь состряпать. Как-никак это отвлечет меня от ваших разговоров и не даст совсем потерять рассудок.
Силверстон подсел к Борроу и Бушу:
— Но вы-то не совсем отвергаете мою теорию?
Ответил Буш:
— Как можем мы отрицать то, что реально и явно существует? Странно, но у меня нет ни малейшего желания воспринимать все по-старому. Ведь только подумайте жизнь скольких людей теперь станет осмысленной.
Силверстон в порыве благодарности с жаром и блеском в глазах пожал ему руку.
— Все эти секунды довлели над художниками больше чем вам кажется, — говорил Борроу. — Ведь раньше художники и занимались в основном тем, что останавливали, замораживали мгновения. Помните? Стрела, вонзающаяся в бок святого Себастьяна, балерины Дега; все это — застывшие секунды, нет, доли секунд. Но намеки на перемены можно заметить уже у художников периода детства Фрейда…
Бушу вовсе не хотелось говорить об искусстве. Он изо всех сил стремился, чтобы нахлынувшая вдруг идея нового миропорядка пропитала каждую его клеточку. Он вдруг обрел новую силу и увидел со стороны всю свою нерешительность и страхи. И они тут же покинули его — Буш был уверен, что навсегда. Во всяком случае, он очистился достаточно, чтобы воспринять поразительное открытие, расшатавшее все извечные основы мира. Буш видел также, что он лучше других к этому готов.
Неподалеку уже шипело и бурлило — Энн стряпала на трех походных плитках одновременно. Так она спасалась бегством в привычных женских заботах. Хауэс мерил шагами расстояние от одного валуна до другого — где были его мысли? Возможно, он вынашивал план свержения Глисона — ведь это куда проще и действенней, чем скинуть с пьедестала вековой образ мышления. А Борроу уже достал из пиджачного кармана блокнотик и что-то в нем черкал — этот, видимо, нашел убежище в искусстве.
И Силверстон — даже он! Может, он обретался в компании Лэнни, спасаясь не только от наемных убийц, но и от своей монструозной идеи?
Все эти догадки пронеслись в голове Буша за какую-то долю секунды. Он мотнул головой в сторону Леди-Тени и обратился к Силверстону:
— Мне нравится ваше определение нас как поколения Гималаев. Вот вам представитель населения другого склона этих Гималаев — того, который мы, как я понимаю, теперь должны называть прошлым. Мне почему-то кажется, что она еще не раз поможет нам.
— Я давно занимаюсь прошлым, — одобрительно кивнул Силверстон. — За мной ведь тоже долгие годы внимательно следят. Вы, наверное, не помните, — тот человек был одним из наших спасителей в Букингемском дворце.
— Мы их потомки… Мы Странствуем только в будущее и никогда — в прошлое. Интересно, сколько это прошлое продлится? — Буш размышлял вслух. — Мой отец, любитель метафор, всегда прибегал к циферблату, чтобы показать ничтожность человеческой цивилизации в пропорции ко времени. Ну помните, та идея, что человек появился за пять секунд до полудня. А теперь нам нужно крутить стрелки в обратном направлении; то, что считалось раньше памятью, называть предвидением. Значит, пять секунд в обратную сторону — и человечество выродится — или разовьется, если вам угодно…
— Разовьется в простейшие существа.
— Допустим, принимается. Но вы утверждаете, что следующий оборот стрелок — это прошлое; и, однако же, мы о нем ничего не знаем. По-вашему, памяти — в традиционном представлении — не существует?
— И да, и нет. Память действительно существует, но не совсем в той форме, как считаем мы. Возьмем, к примеру, наш выбор направления в Странствиях Духа: вас никогда не удивляло то, что вы останавливаетесь именно там, где вам нужно?
— Еще бы — сколько раз!
— В данном случае вами руководит память, и память унаследованная. Наши сны с падениями и проваливанием в пустоты — возможно, унаследованные воспоминания наших предков-Странников. Я уверен, что наши истинные предки открыли возможность Странствий Духа миллиарды лет назад. А вы говорите — пять секунд! Что они по сравнению с предполагаемым прошлым человечества! Вы постигаете это, Буш?
— Стараюсь. — Буш обернулся к Леди-Тени — и, онемев от изумления, указал в ту сторону остальным. Теперь Леди была там не одна. Криптозойский ландшафт наводнился туманистыми силуэтами — пришельцами теперь уже не из будущего, но из загадочного прошлого. Многие сотни их стояли поодаль, безмолвно и неподвижно, выжидая.
— Момент… исторический момент… — бормотал Борроу.
А Буш краем глаза увидел, что намеревался предпринять Хауэс. Он молниеносно вскочил и навел на капитана дуло пистолета.
— Бросьте ампулу, Хауэс! Этот пистолет уж точно заряжен — я стянул его из вашего ранца, предвидя, что вы отколете нечто подобное.
— Вы все тут теряете время! — неистовствовал капитан. — Моя забота — свергнуть преступное правительство, но не все общество целиком. Послушал я, что вы тут затеваете, — и мне стало не по себе. Не хочу я ввязываться в эту свистопляску. Я возвращаюсь домой!
