Фрэнк Герберт - Сон или явь?
— То есть Бог решил дать нам понять, что мы зашли слишком далеко, — буркнул Флэттери.
— Да нет же! — отозвался Бикель. — Это ИР пытается что-то нам сообщить.
— И что же именно? — спросил Тимберлейк.
Бикель с трудом облизнул губы. Господи, до чего же во рту пересохло! Даже губы потрескались.
— Когда совершается передача энергии, процесс этот происходит бессознательно, — начал он.
А потом смолк. Концепция была настолько тонкой, что следовало излагать ее крайне осторожно. Он продолжал:
— Но большая часть передачи энергии при обработке данных ИРом происходит через управляющие программы… и разум непременно задействует их, заставит всю систему в целом подавить некоторые из них, чтобы пропустить другие. Это все равно что гнать стадо из миллиардов диких животных.
— Получается, ты дал ему слишком много разума? — поинтересовался Тимберлейк.
Бикель бросил взгляд на пульт ППУ возле своей койки.
Тимберлейк обернулся и посмотрел туда же.
В этот момент Пруденс пошевелилась и застонала. Флэттери склонился над ней. Она пробормотала:
— Фмммш…
Почти машинально Флэттери снова проверил ее пульс.
Она с трудом подняла руку, оттолкнула руку Флэттери и попыталась сесть. Флэттери помог ей.
— Тихо, тихо, — пробормотал он.
Она поднесла руку к горлу. Как же его саднило! Она уже несколько минут прислушивалась к разговору между мужчинами, а между тем пыталась вспомнить, что же случилось. Она вспомнила, как безуспешно пыталась вызвать Бикеля по интеркому, вспомнила, как отчаянно пыталась связаться с ним. Но истинной причины того, почему она оставила пост и бросилась на его поиски, она вспомнить так и не смогла.
— Мы должны избавиться от всей имеющейся у нас ложной информации, — предложил Бикель. — Ведь мы имеем дело с совершенно рационально мыслящим роботом, и единственное, чем он руководствуется, это разум. Однако такое возможно лишь при наличии полного контроля за веем происходящим.
Его слова вызвали у Пруденс слабый приступ гнева. Опять он пытается заморочить им голову. Что же она хотела сказать?
— А у него не возникнет ощущения, будто он — центр вселенной? — поинтересовался Тимберлейк.
— Нет, — отрицательно покачал головой Бикель, вспоминая слова: «У вселенной нет центра». Именно так ему было сказано.
Его вдруг охватило полное отчаяние и он едва не застонал.
— Жизнь, такой, как мы ее знаем, — продолжал Тимберлейк, — начала развиваться примерно три миллиарда лет назад. Когда она достигла определенной стадии развития, зародился разум. До тех пор разума не существовало… по крайней мере среди человекообразных. Таким образом, источник разума — в неразумном море эволюции.
Он взглянул на Бикеля.
— И источник этот существует по сию пору, покоящийся на дне всеобщего моря бессознательности.
Слова Тимберлейка будто прорвали какую-то плотину, и Пруденс отчетливо вспомнила, какие мысли заставили ее оставить пост и ринуться на поиски Бикеля.
Определенность в морс неопределенности! А она имела на руках математический ключ к проблеме. Вот о чем она тогда думала. Она просто пыталась точнее сформулировать пришедшее в голову решение проблемы квантовой вероятности, придать ему математическую форму. Она чувствовала, как в голове у нее складывается отчетливая картина трехмерной решетки, вытесняющая все прочие мысли.
Решетка, некий объем пространства, измерения X, V, 2.
И снова она ощутила, как эта мысль всецело захватывает ее. Она вывела химические процессы в своем организме за пределы равновесия. Теперь она вспомнила и то, как ее медленно обуяла тьма — подобно изящному математическому решению, пришедшему ей в голову незадолго до этого.
— Джон, — сказала она, — инструментом разума является вовсе не ИР. Это — ППУ, манипулятор символов. Цепи ИРа для него просто нечто, позволяющее манипулятору осознавать себя, осознавать свое место в мироздании. А ИР всего лишь бессознательная составляющая ГАЛАКТИКИ. Просто машина для переноса энергии.
А потом она объяснила математическую сторону проблемы, решение которой так внезапно пришло ей в голову.
— Матричная система, — пробормотал Бикель. Он и сам пытался подступиться к решению проблемы с этой стороны и потерпел неудачу. — А потом субматрицы, субматрицы, и так до бесконечности.
Флэттери встал, внезапно поняв, куда могут привести подобные рассуждения, и страшно боясь того, что предстояло совершить. Он взглянул на сидящую на полу Пруденс, обратил внимание на то, как раскраснелись ее щеки, как блестят глаза.
— И как же тогда соотносятся ППУ и ИР? — спросил Флэттери. — Об этом вы не задумывались?
Пруденс встретилась с ним взглядом.
— Колонисты, — кивнула она. — Поле бессознательного, из которого любое бессознательное может черпать… нечто, что поддерживает его на плаву. И спящие колонисты — идеальное поле.
Флэттери покачал головой. Он был рассержен и сбит с толку.
Бикель уставился куда-то в пространство, переваривая услышанное от Прю. Сейчас в его сознании бурлили новые идеи. Этот корабль был сооружен, оснащен и запущен. Он вспомнил мудрое личико Хэмпстеда, который, посверкивая глазками, твердил: «Самое главное — это процесс поиска. Он куда более важен, чем те, кто этот поиск ведет. Разум должен дремать, а сон разума должен порождать новые сны».
— Знание безжалостно, — объявил Бикель.
Пруденс не обратила внимания на его слова и по-прежнему пристально глядела на Флэттери, чувствуя, насколько сбит с толку священник.
— Неужели ты не понимаешь, Радж? — спросила она. — Чтобы отделить субъект от объекта, необходим некий фон. Одно можно видеть лишь на фоне другого. А какой может быть наилучший фон для сознания? Его отсутствие.
— Зомби, — вздохнул Бикель. — Помнишь, Радж? Ты как-то назвал нас зомби. Может, ты и был прав. Ведь большую часть жизни мы провели под гипнозом.
Флэттери слышал, как Бикель что-то говорит, но слова почему-то совершенно утратили для него смысл. Как будто Бикель произнес нечто вроде: «Глокая куздра будланула бокра». Слова попросту не доходили до его сознания, будто разум пытался защитить его от чего-то иного.
От чего?
15
Воцарившаяся в помещении Центрального Пульта тишина была нарушена лишь Пруденс, которая попыталась устроиться на металлическом полу чуть поудобнее.
Бикель вдруг ощутил удивительное спокойствие, вполне достойное мертвой тишины. Ощущение длилось мгновение и превратилось в чувство абсолютного довольства жизнью, окрасив окружающее в радужные тона. У него появилось чувство, будто он вдруг оказался в совсем иной вселенной.