Николай Чадович - Хозяева Острога
– Вот-вот. Вполне возможно, что кто-то из этих смельчаков уже добился своего. Но пока он не может дать о себе знать. При случае ты всегда можешь рассчитывать на помощь этих людей.
– Как я их узнаю?
– Об этом тебе сообщат в самый последний момент, когда приготовления к визиту туда, – Свист возвёл глаза к потолку, – будут уже закончены.
– Это следует понимать так, что среди моих ближайших помощников есть ваши соглядатаи?
– Понимай как хочешь. Но в Остроге не найти и дюжины абсолютно преданных людей. Особенно трудно рассчитывать на это чужаку.
– Собственно говоря, я никаких секретов от вас не имею. Учитесь летать, если желание есть. Но только учти, я весь свой кисель в одном горшке не держу. Дабы потом не горевать, если этот горшок разобьётся. Пока одни мои люди строят летательные аппараты, другие роют длинную-длинную нору, которая должна выйти за пределы Острога. И ещё неизвестно, какой путь я предпочту – верхний или нижний.
– Не думай, что ты удивил меня этим заявлением. Зная твою предусмотрительность и предприимчивость, я смею предположить, что и подземный ход не является окончательным вариантом. Планы переполняют тебя, но ты предпочтешь самый простой и действенный, как это уже было однажды на Бойле. А этот план во многом совпадает с нашими устремлениями… Рад был увидеться с тобой, – Свист встал.
– А уж как я рад, даже описать невозможно! Удачи тебе. Провожать не буду, не обессудь. Другим посетителям это может не понравиться.
Оставшись один, Темняк извлек из потайного места горшок с киселем, в который для забористости была добавлена щепотка «хозяйского дерьма», и одним махом опорожнил его.
Утирая слёзы, выступившие на глазах, он пробормотал: «Карболка! Истинная карболка», – а потом рявкнул:
– Бадюг! Где тебя носит?
Слуга (он же секретарь, повар, наушник и собутыльник) как всегда появился с запозданием – спешить было не в его натуре. Отставив в сторону метлу, сделанную из свежего «хозяйского пуха» (старая, надо полагать, после визита к Годзе пришла в полную негодность), он выложил перед Темняком свои находки – пару добротных башмаков, недавно пропавших в их норе, очень дорогой и редкий кристалл «небесного огня» и горсть зеленоватых иголок, какого-либо особого названия ещё не заслуживших, но, подобно стрелке компаса, занимавших всегда одно и то же положение в пространстве, что весьма помогало при подземных работах.
– Это всё? – спросил Темняк, мельком глянув на улики, доказывающие всеядность Годзи, но отнюдь не его склонность к людоедству.
– Всё. Ни кастета, ни крючьев, которыми Воры за стены цепляются, ни человеческих зубов.
– Может, ещё наружу не вышли? Брюхо-то у Годзи, как бочка.
– Я ему для верности слабительное дал… Напраслину Шняга на нас наводит. Сам, наверное, этих бедолаг и прикончил, а вину решил на Годзю свалить.
– И я так думаю… Но ты ихние гробы чем-нибудь всё же наполни, чтобы потом претензий не было.
– Уже наполнил. Погуще выбрал.
– Вот и славно… Послушай, как ты относишься к Свисту? Он человек хороший?
– Ну это как посмотреть. Свечи вообще-то хорошими не бывают. Даже для своих. Гонора много. Но я бы назвал его достойным человеком.
– Действительно, это ему больше подходит… Только ты этого достойного человека больше ко мне не пускай. Ни под каким предлогом. Меня для него нет. Я спустился под землю. Я улетел на небо. Меня проглотил Годзя. Понятно?
– Нет так нет. Воля твоя. С меня-то какой спрос. А тебе всё равно терять нечего. Невежа он и есть невежа.
– И ты туда же!
– Да мне-то, честно сказать, наплевать… С улицы звать кого-нибудь?
– Много там ещё?
– До вечера не справишься.
– Всё равно зови. Раз обещал принять, значит, приму.
– Перерывчик бы лучше сделал. Отдохнул немного. А то развезло тебя что-то, – Бадюг потянул носом. – Опять всякую гадость пьёшь.
– Пошел вон! Верёвки отправлю вить.
– Ну-ну, так я тебя и испугался…
С просителями удалось разделаться лишь ближе к обеду, и то исключительно потому, что среди них поползли толки – дескать, Темняк встал утром не с той ноги и сегодня к нему лучше не соваться. Скорее всего, этот слушок запустил в массы не кто иной, как Бадюг.
Наспех перекусив, Темняк решил немного развеяться, тем более что и повод для этого имелся – он давно собирался проверить состояние здешних злачных мест, где, по отзывам некоторых добропорядочных острожан, пышным цветом расцветали все мыслимые и немыслимые пороки. Это безобразие следовало либо искоренить, либо загнать в более или менее пристойные рамки.
Сам Темняк больше склонялся ко второму варианту, по опыту зная, что для искоренения человеческих пороков придётся заодно покончить и со всем родом человеческим.
На улицах уже вовсю кипела работа, никак не связанная с основной профессиональной деятельностью отдельных кланов. Каждый трудоспособный острожанин имел повседневную обязанность – убирать свежий мусор. Отказчики, кстати говоря, весьма редкие, приравнивались к таким врагам общества, как убийцы и насильники.
Сначала мусор сортировали, отделяя всё, пригодное в дело, а ненужный балласт утрамбовывали или растаскивали по пустующим норам. На любой городской стене (кроме Бойла, конечно) имелись красочно намалеванные отметки уровня, превышать который не позволялось. Если такое вдруг случалось, устраивались авральные работы, к которым привлекалось население соседних улиц.
Всё это делалось с единственной целью – не допустить, чтобы уничтожением мусора занялись сами Хозяева. Те предпочитали действовать радикальными методами – если и не мечом, то уж огнем обязательно. Последний подобный эксцесс имел место несколько поколений назад, когда от Иголок осталось только трое, от Гробов – пятеро, а прирожденные Цимбалы исчезли поголовно (впоследствии их улица вместе с профессией перешла в распоряжение Верёвок, не чуждых чувству звуковой гармонии).
Первый действующий притон Темняк отыскал на улице Башмаков, чьи обитатели имели природную склонность к бесшабашному разгулу. Оттого, наверное, и здешняя обувь никогда не славилась качеством. Выражение «пьян, как сапожник» было столь же актуально для Острога, как, скажем, и для русских городов постфеодальной эпохи, где это ремесло считалось не менее зазорным, чем труд золотарей или живодеров.
Темняка здесь сразу узнали, но виду не подали. Нравы в притонах царили самые демократичные: плати сполна – и никто тебе даже слова лишнего не скажет. Это было, наверное, единственное место в Остроге, где последний изгой имел те же самые права, что и гордые Свечи да Иголки.
Попробовав кисель (по слухам, всегда разбавленный), сыграв в принятые здесь азартные игры (по тем же слухам, жульнические) и поболтав с блудницами (якобы нечистыми на руку), Темняк убедился, что всё обстоит не так уж и безнадежно, как об этом судачили досужие языки.
