Николай Чадович - Поселок на краю Галактики
— Мы, Сергей Андреевич, с войны на хуторе остались жить, ты же знаешь. Глухотище зимой, словом перекинуться не с кем…
— Вы самую суть давайте, — перебил ее Сергей.
Они миновали крайний дом деревни, возле которого скрипел на столбе, бросая во все стороны скользящие кривые тени, электрический фонарь.
— Я самую суть и даю, — обиделась старуха. — Только стемнело нынче, что-то как загудит в лесу, как завоет… Страшно…
— Что загудело? Машина?
— Какая машина! Смерть так гудит. Горе так воет… Хоть ложись под иконы и помирай.
— Ну, ладно. Загудело в лесу. Что дальше?
— Дед мой давай в лес собираться. Поглядеть, значит, что к чему. Он у меня знаешь какой! Отчаянный! Партизанскую медаль имеет. С собой ружьишко прихватил, конечно.
— Откуда у него ружьишко?
— Да оно совсем старое. Дети когда-то на чердаке нашли. Ржавое оно. Ты про дело спрашиваешь или про хлам всякий!
— Про дело, тетка Броня, про дело…
В последний раз оглянувшись на огни деревни, старуха и Сергей спустились к болоту, по кладке перешли ручей, и тут ночь в полной своей силе и загадочности поглотила их обоих. Темнота, казалось, была не только вокруг них, но даже и под ногами. Люди словно плыли в холодной темной пустоте.
— Потом слышу я, — шепотом продолжала старуха, — выстрел в лесу, потом еще один.
И тихо стало. Я чуток подождала и пошла тихонько следом. По тропке на полянку вышла, гляжу — лежит мой старенький. И не шевелится!
— А потом что?
— А потом позвали меня.
— Кто позвал?
— Не знаю. Может, сатана, а может, Боженька. Я такого голоса отродясь не слыхивала. Душенька моя сразу же в пятки ушла. Не помню, как до деревни добежала.
— Ясно. Долго еще идти?
— Не. Сейчас березнячок будет. Потом хутор наш минем. А там лесом с полверсты.
Ты, сынок, хоть пистолет с собой прихватил?
— Нет у меня пистолета, тетка Броня. Не выдали еще. Обойдемся как-нибудь. Не сорок пятый год.
— Разве ты знаешь, что тут в сорок пятом году было? Тебе же, наверное, годков двадцать всего будет.
— Двадцать три.
— Все одно. Я тебя маленького помню. Такой никудышный хлопчик был, все книжки читал.
— По-вашему, лучше водку хлестать?
— Что одна беда, что другая.
— Помолчали бы вы. Мужа вон убили, а она трещит, как сорока.
— Может, и не убили.
— Как не убили? Вы же сами говорили — мертвый!
— Не живой он. Но, вроде, и не мертвый.
— Ну и дела! Не живой и не мертвый! Шуточки!
— Что же тут такого! А упырь, что кровь человеческую сосет, он что — мертвый? Ты поживи с мое, всю родню схорони, сам с жизнью раз пять распрощайся — тогда все на свете знать будешь. Места наши глухие — леса да болота. Здесь люди вечно со всяким лихом бились. Ты в городе да на службе позабыл все.
Темнота уже пахла смолой и хвоей. Вековой лес тяжело и размеренно дышал вокруг.
Даже случайный хруст ветки под ногой казался кощунством в этом грозно гудящем мраке. Пройдя еще с сотню шагов, старуха остановилась и заплакала.
— Вот он, — прошептала она, — смотри.
Сергей обошел ее и на цыпочках двинулся вперед — туда, где поперек смутно белеющей лесной тропы лежал кто-то. Подойдя почти вплотную, он разглядел скрюченное старческое тело. Седые разметанные волосы странным образом застыли над затылком, словно запечатленные на фотоснимке с короткой выдержкой. Лицо старика при падении зарылось в мох, руки были широко раскинуты. Сергей попытался перевернуть старика на спину, но примерно в полуметре от земли его пальцы наткнулись на что-то твердое и невидимое. Это что-то было не холодное и не теплое, совершенно гладкое и безукоризненно прозрачное, как тщательно отшлифованный стеклянный слиток.
— Господи! — застонала старуха. — Кара какая.
— Вы вот что, — сказал Сергей, — быстро идите обратно. Телефон знаете где?
— На ферме. Да я и звонить-то не умею.
— Попросите сторожа. Пусть свяжется с милицией. Объясните, что и как, только короче. Я здесь подожду.
— Может, батюшку позвать?
— Идите, я же сказал!
— А ты? Пойдем вместе. Пропадешь, дитятко!
— Иди!!!
Старуха исчезла быстро и бесшумно, словно сама была порождение этого мрака и нереального мира. Сергей присел на корточки и попробовал на ощупь определить границы прозрачного саркофага. Он скрывал почти все тело деда вместе с ружьем.
Наружу торчали только ноги — одна по щиколотку, другая по колено. Сергей стянул стоптанный кирзовый сапог и потрогал совершенно ороговевшую от долгой жизни и тяжких трудов пятку старика.
— Теплая, — сказал он негромко, прислушиваясь к своему голосу.
Ему было не то чтобы страшно, но как-то необъяснимо тоскливо. Предчувствие какой-то беды томило душу. Казалось, он ощущал на себе холодный пронизывающий взгляд чего-то недоброго, таящегося в лесу.
— Тьфу, ерунда какая-то! — он выпрямился, решительно шагнул вперед и…
— Подойди! — завизжала темнота вокруг. — Подойди! — завыл лес. — Подойди! — эхом загрохотало небо.
Инстинкт сработал быстрее разума и заставил тело резко метнуться в сторону — сначала заячьими прыжками сквозь колючие кусты, а потом, после столкновения с сосновым пнем, кувырком по мягкому мху.
— Подойди! — голос начинался нестерпимо высокой, пронзительно звенящей нотой, но быстро менял тональность и переходил в могучий басовый рев. — Подойди, не бойся!
— Я не боюсь, — пересохшими губами прошептал Сергей. Сердце его колотилось так, что нестерпимо заныло под правой ключицей. — Я не боюсь! — повторил он и, сознавая, что делает страшную глупость, вышел на тропу.
Впереди, среди деревьев, скрывалось что-то огромное и бесформенное, почти такое же темное, как и ночь.
— Тебе не будет причинен вред, — взвизгнуло и заскрежетало оттуда. — Мне нужен ответ на вопрос. Может быть, на несколько.
— Кто вы такой? — сказал Сергей, чтобы только не молчать.
— Я не принадлежу к каким-либо проявлениям живой или неживой природы этой планеты, точно так же, как и не являюсь воплощением неких иррациональных сил.
Если тебе хоть что-то известно о реальном устройстве Вселенной, ты поймешь, кто я.
— Значит, вы из космоса? — спросил Сергей.
— Твоя осведомленность упрощает дело. Теперь ответь на мой вопрос. Учти, чтобы задать его тебе, мне пришлось в течение бесконечно долгого времени преодолевать бесконечно большое пространство. Ответ на него важен не только для тех, кто послал меня — но и для вас, землян.
