Елена Хаецкая - Летающая Тэкла
– Я пришел поговорить. Еврипид, зажги лампу.
Еврипид зашаркал кремнем; вспыхнул чахлый огонек керосиновой лампы, и показалось лицо Тангалаки, в багровых пятнах, с черными провалами, кривое.
– Что вам нужно? – повторил Эмилий Павел, садясь в постели. Имаго отсвечивало благородной восковой бледностью.
– Кровь, – сквозь зубы выговорил Сулла.
– Простите, что?
– Ваша кровь, любезный Эмилий. И ваше понимание.
– Понимание чего?
– Нужд больного человечества, – сказал Тангалаки.
– Ситуации! – прошептал Сулла. – Вы – полностью в нашей власти, так что давайте будем дружить.
– Э… – вымолвил Эмилий Павел. – А в чем, собственно, проблема? Вам откуда лучше – из вены, из пальца?
– Из вены, – сказал Сулла. – А вы не шутите?
– А вы? – в упор спросил Эмилий.
– Я – нет.
– И я – нет. Берите.
Из смуглых пальцев Еврипида словно сам собою выползла тоненькая трубочка с остреньким жальцем; она обвилась вокруг белого запястья, нашла живчик на кисти патриция Эмилия и сделала ему больно. Ее хвост покраснел и отяжелел от выпитого. Наконец она нехотя оторвалась, последняя капелька упала на гладкую кожу патриция и стекла, почти не оставив следа. Эмилий перевел дыхание.
– Ну вы и жадина, – сказал он. – Я ведь и завтра буду здесь, не так ли?
Еврипид держал свою трубочку за оба конца, взирая на нее с алчностью и благоговением. Ему не терпелось бежать в лабораторию, где уже все было, надо полагать, готово. А брат Тассилон нарочно задерживал его, решив помучить.
– Не понимаю, друзья мои, что вас так удивило. Мое безусловное согласие сотрудничать? Мое самоотречение? Не спорю, положение патриция иногда обременительно… Но мне и прежде доводилось сотрудничать с различными генетическими фондами, – разглагольствовал патриций Эмилий, поглаживая укушенную руку. – Многие состоятельные граждане в больших городах учреждают частные генетические фонды. Не говоря уже о благотворительных и тех, которые поддерживает государство. Первейший долг всякого патриция – забота об обездоленных, забота действенная, бескорыстная. И в первую очередь это должна быть забота о здоровье. Для этого разрабатываются, например, программы генетической поддержки материнства и детства…
Он говорил и говорил, а потом вдруг страшно устал, махнул рукой и повалился на кровать.
– Спит? – шепнул Еврипид.
– Сплю, – пробормотал патриций Эмилий.
С драгоценной ношей Еврипид выбрался из комнаты гостя и почти бегом бросился в лабораторию. Крошки, немые и бесшумные, при появлении Тангалаки оживились и разом устремили на него маленькие, почти белые глазки, неприятно похожие на глаза большого Суллы. Кровь брата Тассилона, капля за каплей, начала сцеживаться в первый перегонный куб.
Таким образом, ночь проходила для всех различно. Оруженосцы-карлики, например, спали преотлично, поскольку ни чистота крови, ни больная совесть их не отягощали. Погруженная в забытье, испускала болотные звуки туша Метробиуса. Гай Корнелий Сулла остывал в лесу, среди разбросанной по траве отравленной снеди. Тэкла подремывала, всякую секунду просыпаясь, на ветках дерева, растущего у самого края пустой полосы перед оградой латифундии – ждала братию.
Еврипид Тангалаки, пряча под одеждой колбы с заветным генетическим субстратом, перебирался через стену, стремясь поскорее слиться с чернотой ночи и погрузиться в бесконечные объятия Арденнского леса. Он жаждал сократить расстояние между собой и Нарбоном, и каждое мгновение отныне предназначалось служить единственной цели – приближать Еврипида Тангалаки к несметным богатствам облагодетельствованного банкира.
И поскольку впоследствии Тангалаки достигнет этой цели, то есть окажется в Нарбоне и испробует препарат крови патриция Эмилия на двух менеджерах Нарбонского банка и одном налоговом инспекторе, то и рассказ об этом двухголовом мутанте, живом опровержении несторианской ереси, можно худо-бедно считать завершенным. Любознательных отсылаем к сочинению популяризатора криминалистики Гензерика Назики «Нераскрытые преступления, совершенные с особой жестокостью».
В густых лесопосадках перед латифундией тихо, быстро совещались мутанты, прибегая больше к жестам, нежели к словесной речи. Операцию надлежало начать и завершить до рассвета. Отряд возглавлял теперь брат Одилий.
Главной слабостью – или, если угодно, отличительной особенностью этого брата было глубочайшее, почти болезненное сострадание к животным. Одно время он являлся активным функционером террористической группы «Иеронимовы львы». Это были крайние левые радикалы, идеологически примыкавшие к Кафолической Церкви Ромариканского обряда. Их учение сводилось, в кратких словах, к следующему.
Как известно, в своем грехопадении Адам увлек за собою всю живую тварь, так что и львы, и волки, и всякая мышь и рыба были изгнаны вместе с ним из рая. Это была первая вина человека. Выпустив в мир Силу, человек подверг мутациям сам себя – вполне заслуженное наказание. Но вместе с человеком разделила последствия его злодеяний опять же вся живая тварь. Следовательно, человеческая совесть требует жалеть и спасать все живое – в слабых попытках загладить причиненное твари зло.
Экстремисты из группы «Иеронимовы львы» исправно взрывали катера, уничтожавшие радиоактивную рыбу, дабы жители прибрежных районов не употребляли ее в пищу и не усугубляли врожденные мутации. Эти же боевики поливали из огнемета лесничих, которые вели отстрел наиболее мутированных особей среди лесной дичи, в первую очередь агрессивных саблезубых волков и медведей-небоскребов. «Львы» повесили троих животноводов за жестокое обращение с мутированным приплодом. Попытки топить котят с атрофированными лапками не раз заканчивались плачевно для самих хозяев, которых находили потом в той же реке с камнем на шее.
Брат Одилий был захвачен во время террористической акции по спасению китов-убийц на побережье недалеко от Адрианополя. В ходе операции по борьбе со «Львами» будущий брат Одилий получил тяжелые ранения от сотрудников правоохранительных органов. Полагая, что он умрет, власти не захотели возиться с мутантом-экстремистом и передали его сестрам из ордена прокаженных королей. Спустя несколько дней шериф действительно получил официальное уведомление о смерти арестанта.
Этот самый брат Одилий часто повторял изречение основателя своего прежнего ордена: «Иероним был великий святой – у него был лев; Нектариус был смиренный старец – у него была чистая кошка; у нас же, нераскаянных грешников, – лишь мутированная, изъязвленная тварь; слава Исусу!».
Поручив командование операцией такому мутанту, брат Иммо мог быть уверен: в решительный момент брат Одилий не станет колебаться.
