Адам Робертс - Соль
— Меня сейчас стошнит, — сообщила она.
Потом речь Титус распалась на отдельные малопонятные фрагменты, прерываемые глубокими вздохами, которыми женщина, очевидно, пыталась остановить спазмы. Она сумела-таки сдержать рвавшуюся наружу пищу, и вскоре тошнота перестала ее мучить.
Я прислонил посланницу к стенке и закутал Титус в ее собственный плащ. Некоторое время она сидела молча. Становилось скучно.
— Рода Титус, мне надо идти, — не выдержал я, поднимаясь на ноги.
Захрустели суставы: никто не молодеет с годами.
— Вы вернетесь ко мне позже?.. — умоляюще посмотрела она на меня.
— Нет. — Тут ее лицо страдальчески сморщилось. — Я уезжаю из Алса на некоторое время, может быть, на пару месяцев, может, на несколько лет.
— Вы уезжаете? — шепотом произнесла сенарка.
Я вначале подумал, что в ее голосе прозвучало презрение, но потом Рода Титус продолжила, и стало ясно, что женщина просто не могла поверить в свое счастье.
— Неужели это правда? Неужели Господь указал вам праведный путь и вы увидели порочность народа, который зовете своим?..
Это прозвучало настолько нелепо, что я громко рассмеялся, и сенарка опять пригорюнилась.
— Совсем нет, Рода Титус. Просто я хочу побыть один. Причины моего решения слишком сложны, и я не собираюсь вам их объяснять. Но полагаю, мы больше с вами не увидимся, так что прощайте.
— Нет, постойте, — вскрикнула она, бросаясь вперед, чтобы обхватить мои колени. — Подождите, подождите, подождите…
— Отпустите меня, наконец, — проговорил я.
— Как вы поедете? На шаттле?.. Возьмите меня с собой!
Я вздохнул. Потом наклонился, освободился из объятий Роды Титус и посмотрел ей в глаза:
— Я еду на машине, буду скитаться по пустыне. Не думаю, что вы захотите провести наедине со мной три месяца в соляной пустоши.
Но она уже загорелась своей бредовой идеей.
— Вы можете взять меня с собой, куда бы вы ни собирались. Вы можете отвезти меня на юг, обратно в Сенар, вы можете отвезти меня домой, вы можете стать моим спасителем!..
— Нет, — отрезал я, выпрямляясь.
Вначале Рода Титус, похоже, просто отказывалась верить собственным ушам, но, когда я направился к двери, она начала выть и кричать, мешая страшные проклятия в мой адрес с самыми униженными мольбами. Я не мог оставить ее в таком состоянии: женщина все-таки, поэтому вернулся и попытался уговорить ее отказаться от своего решения.
— Я еду не в сторону Сенара, — первый довод.
— Тогда в Йаред, — согласилась она. — Между ним и Сенаром существует автострада, персональный проект нашего президента. Или в любой другой город на побережье моря.
— Я еду на восток, а не на юг.
— Вы все равно вряд ли минуете их. Я вас умоляю. Я могу наградить вас: деньгами, вещами, чем хотите.
— Деньги и вещи меня не интересуют.
Теперь она плакала и смеялась одновременно, что очень походило на истерику.
— Тогда скажите, что вас интересует, и я дам вам это или устрою так, чтобы вам это доставили, когда вернусь домой. О, дом, дом, дом!.. Я прошу вас, я вас умоляю именем Господа!
Она продолжала в том же духе еще какое-то время. Чуть позже я устал от этого бреда и ушел искать освещенное местечко, где можно побыть в тишине.
Я сидел на берегу Арадиса, чувствуя тяжесть солнца на непокрытой макушке и разглядывая волны, бившиеся о размытые берега, потом смотрел на клубы зеленого дыма над водой…
Кажется, в голове не появлялось ни единой мысли. Перед внутренним взором промелькнуло несколько картинок из нашего с Турьей прошлого — такого сорта воспоминания всегда посещают в уединении. Наверное, какие-то обломки моей извращенной модели мировосприятия все еще плавали в воображении. Возможно, какая-то непокорная часть меня хотела лучшего окончания отношений, более эстетичного завершения замечательного периода времени, проведенного вдвоем, но все это вместе взятое, без сомнения, было просто желанием видеть Турью снова, держать в объятиях и слышать ее голос.
Клубы тумана на берегу меняли очертания, складывались в призрачные сказочные образы. Через несколько минут я почувствовал, что пришло время уходить, и поднялся.
Вернувшись в офис, я нашел там Роду Титус, которая сидела посреди помещения со странным выражением лица: глаза широко распахнуты, почти выскакивают из орбит. Она сидела без движения и просто пристально рассматривала стену напротив.
— Я возьму вас с собой в Йаред, а оттуда вы сможете по побережью добраться до Сенара.
Она уставилась на меня, и я осознал — уже набил руку в разгадывании сложных условностей сенарского поведения, — что она все прекрасно слышала и еще лучше поняла, однако хотела услышать это еще раз.
Почему ее так интересовало повторение, сказать не могу: может быть, это еще одна игра, при которой подчиненный отказывается воспринимать положительное действие, исходящее от повелителя, как бы подразумевая: «Раб недостоин вашего снисхождения». Но я не был расположен к играм, поэтому пожал плечами и повернулся к двери.
— Не хочешь — как хочешь.
Тут у меня за спиной послышались бессвязные слова благодарности (еще одна традиция, насаждаемая иерархической системой) и шум, с которым женщина вскочила на ноги.
Я взял двенадцатиметровую машину, погрузил туда запас воды и пищи, которого хватило бы для двух человек на два с лишним месяца, и выехал из Алса.
К тому времени, как мы собрались, опустились сумерки, и путешествие наше началось в полной темноте. Рода Титус провела первые часы поездки в нервной беготне из кабины в фургон, изучая территорию, как любопытная мышь. Нечего было и пытаться выбросить ее из головы: слишком отвлекали грохот и топот, которые доносились из разных уголков автомобиля.
Потеряв терпение, я грубо попросил женщину угомониться, и тогда повисла долгожданная абсолютная тишина. Новая крайность в поведении: сенарка ничего не ответила мне — ни согласилась, ни воспротивилась. Думаю, Рода Титус просто испугалась, а я перестал думать о ней.
В конце концов она пришла в кабину и уселась в кресло второго водителя, все еще ненормально спокойная, с руками, сложенными на коленях. Навряд ли поза была удобной.
Темнота вокруг нас сгустилась, и вскоре из машины виднелась только диаграмма из света трех главных фар на соли впереди. Когда в освещенном кружочке появлялся камень или клочок соляной травы, мы могли ощутить чувство движения, но когда дорога оставалась чистой — по этому пути каждый день ездило довольно много машин, — казалось, что автомобиль вовсе стоит на месте. Только серебристо-белые круги впереди и контрастно черная ночь вокруг.
Через несколько часов я начал уставать от изматывающего однообразия путешествия. Мой мозг приблизился к состоянию полного отупения, взгляд зацепился за световые круги от фар, начало мерещиться, что они поднимаются в воздух и начинают выделывать замысловатые па. На самом деле я не особо переутомился — по крайней мере, не хотел спать, — но все-таки решил, что лучше будет затормозить.
