Роджер Желязны - Теперь мы выбираем лица
— Что он делал? Чем занимался?
— Преподавал. Классические языки и литературу. Тогда его звали Эйбон, Генри Эйбон.
— Почему?
— Тогда он говорил мне, что это такая игра. Понимаете, я знала его, как мистера Блэка, когда он еще приходил к нам в гости. Он начал называть себя другим именем, только став моим опекуном. Конечно, потом я поняла, что это не просто игра, но помалкивала, потому что любила его. Он был очень добр ко мне. Так вы сказали, что у меня есть шанс снова с ним встретиться?
— Боюсь, что так.
— Может быть, вы скажете мне, кто он для вас?
— Мы с ним старинные враги. Он начал первым. Зачем, не имею представления.
На протяжении всего оставшегося пути она молчала, а я присмотрел пустующий участок неподалеку от переходника и посадил аппарат в читательском зале, окруженном с трех сторон стенами. Помогая ей вылезти, я спросил:
— А вы?
— Что, если я скажу «да»?
Я схватил ее за плечи и развернул к себе так, что ее лицо оказалось в дюймах восьми от моего собственного.
— Говори! — воскликнул я. — Расскажи мне, зачем!
— Отпустите меня! Я не говорила, что знаю!
Я еще сильнее сжал руки, потом ослабил хватку. Я опустил руку и взял ее под локоть.
— Пошли, — сказал я. — Мы должны подняться на пару уровней.
У меня не было времени вытрясать из нее ответы, если она не захочет говорить. Я стремился добраться до нее по двум причинам: чтобы защитить ее и чтобы получить ту информацию, которой, по всей видимости она обладала. Теперь, она, очевидно, не нуждалась в защите и была не расположена этими сведениями делиться. Но сейчас, когда я узнал о том, что у нее были особые отношения с мистером Блэком, я почувствовал, что непроизвольно начинаю считать ее кем-то вроде заложницы. Это открытие не доставило мне удовольствия, но и отказываться от этого я не собирался.
— Главным образом, — сказала она, когда мы шли по становящемуся все светлее пути к переходнику, — вы хотите удержать людей в Доме, не так ли?
— Ну, — сказал я, — в общем и целом, это так. Мне это представляется удачной мыслью.
— Почему?
— Это наилучший известный мне способ научить людей действительно жить вместе.
— Принуждая их к этому?
— Конечно. При отсутствии альтернативы совместному проживанию, когда отрицательная энергия агрессивности перенаправлена в другое русло, на смену соперничеству приходит сотрудничество. Впрочем, чтобы добиться такого положения дел, необходима определенная степень принуждения.
— И что тогда?
— О чем вы спрашиваете?
— Жизнь в Доме сильно изменила людей?
— Думаю, они изменились.
— Они и дальше будут изменяться?
— Полагаю, что так.
— Когда эти изменения достигнут какого-то идеального уровня, им будет разрешено выйти наружу?
— Конечно.
— Почему «конечно»? Почему не прямо сейчас? Почему вы хотите держать их в заключении, пока они не переменятся?
— Они не в заключении. Они могут приходить и уходить по своему усмотрению.
— В Доме!
— В Доме.
— Почему не за его пределами?
У меня разболелась голова, и все мои прочие горести и мучения внезапно напомнили о себе. Мне не хотелось ей отвечать.
Хочешь, отвечу я?
— Почему бы и нет? — решил я. — Валяй, Джордан. Говори все, что тебе угодно.
Уступи мне свое горло, свой рот, свое дыхание. Расслабься.
Я так и сделал, и через мгновение он заговорил.
— Отпустить их на волю? — сказал он. — Усугубить, подчеркнуть различия между ними, способствовать соперничеству, агрессии, насилию в отношениях между ними? Однажды им таким образом почти удалось погубить себя. В следующий раз, при аналогичных обстоятельствах, у них это может получиться. Чтобы не допустить этого, необходимо изменить самого человека. Он еще не такой, каким ему предстоит стать, но он уже лучше, чем был. Когда здесь, в Доме, он научится жить в мире с самим собой, вот тогда он будет готов покинуть его.
— Но останется ли он человеком?
— Кем бы он ни стал, он останется человеком, потому что тогда критерием человеческого будет он сам.
— Что дает вам право выносить подобные приговоры?
— Но кто-то должен. Любой, кто захочет, имеет на это право.
— Мистер Блэк, например. И он был не согласен с вами. И вы убили его, чтобы обезопасить Дом и во имя своих миролюбивых, гуманистических идеалов.
— Я буду существовать лишь до тех пор, пока буду нужен для поддержания спокойствия и порядка, потом я тоже уйду.
— Кто будет решать, что вам уже пора уходить?
— Я.
Она рассмеялась.
— Мы можем на это рассчитывать? — спросила она.
— Не вижу причины, почему бы и нет. Я уже неоднократно это проделывал раньше.
Она покачала головой, потом повернулась, чтобы посмотреть на меня. Она попыталась остановиться, но я по-прежнему придерживал ее за руку, направляя в сторону переходника.
— У меня такое чувство, словно мы с вами говорим на разных языках, — сказала она. — То вы рассуждаете вполне здраво, то вдруг вас куда-то заносит. Вы кто, единое целое, или имя вам — Легион?
Я собрал всю свою волю в кулак, и «скройся за мою спину, Джордан», сказал я в себе самом.
Ладно, я ухожу, и он ушел.
— Я — это я, — было сказано уже мной.
— Могу ли я называть вас Энджелом?
— Почему бы и нет? Это имя не хуже любого другого. Расскажите мне, зачем Блэк хотел выгнать людей из Дома?
— Он полагал, что Дом уродует людей, превращает их в овощи, и что когда, в конце концов, они выберутся из него, то окажутся не в состоянии выжить.
— В таком случае, наши разногласия слишком фундаментальны для спора, так как он сводился бы лишь к субъективным оценкам происходящего. Что он вам говорил обо мне?
— Он говорил о существовании многоликого врага рода человеческого, разделяющего только что высказанные вами убеждения.
— А он вам не рассказывал, каким образом ему стало известно о том, что дело обстоит именно так?
— Нет.
— Что он говорил вам относительно своего собственного… происхождения?
— Совсем ничего.
— Вы лжете.
Она пожала плечами.
— Что вы можете с этим поделать?
— Сейчас, ничего.
Мы вошли в переходник. Мимо нас пробегали люди, и все они направлялись вниз.
— А если я закричу? — спросила она. — Если я откажусь идти с вами дальше?
— Не откажитесь. Вы пойдете, не устраивая никаких сцен.
— Почему вам так кажется?
— Я полностью завладел вашим любопытством и вашим живым умом.
— Что вы можете знать о моем уме?
— Я знаю почти все, что о вас можно знать.
— Теперь лжете вы.
На этот раз плечами пожал я и улыбнулся. Мы двигались по кругу и вниз, по кругу и вниз.
