Георгий Реймерс - Северная корона
— А потом, в ракете, когда сняли шлем?
— Там вы были ошеломлены и на объяснения пришлось бы затратить слишком много времени. Отлет не следовало задерживать.
— Да перестань ты, наконец! — взорвался было Алексей и осекся под укоризненным взглядом Аолы.
— Все получилось хорошо, — подытожил Игорь. — Мы рады, что попали сюда. А на него, — указал он на Леву, — не обращайте внимания. Этот парень одержим духом противоречия. Ему всегда хочется спорить.
— Сейчас мне гораздо больше хочется плотно поесть и как следует выспаться, — поправил его Лева.
— Однако ты уже несколько раз принимался спать. Сколько же можно?
Лева смерил Прохора негодующим взглядом.
— Разве это сон? Спать днем и маленькими порциями способен только кот.
Все рассмеялись. Аола встала.
— Лоны не теряют время на длительный сон. Вы тоже к этому привыкнете, сказала она. — Но небольшой отдых иногда бывает нужен. Вам сейчас приготовят укрепляющий бассейн и одежду. Потом примете пищу и отдохнете в комнате для сна, — сказала она и вышла.
— Хм, одежду! — Лева покосился на Тату. — Ты что, так и будешь щеголять в этом сверхлегком наряде? — Ему было неприятно, что она решилась одеться слишком, по его мнению, фривольно.
Тата вспыхнула, но сдержалась и спросила:
— А разве плохо? Для такой жары, как здесь, — в самый раз.
Лева комически воздел руки и закатил глаза:
— О времена, о нравы! Я потрясен!
— Не потрясайся. Посмотрю, как будешь выглядеть ты сам.
— Неужели и нам уготованы такие же…
— Да, именно такие, и с короткими штанами, чтобы можно было любоваться на твои волосатые ноги, — разозлилась Тата. — А вы зачем так глазели? Разве хорошо? — стала она отчитывать парней. — Ну ладно — на меня, я своя, а на Аолу? Что ты на нее уставился, как на диковину? — принялась она за Игоря. Тоже мне культурная молодежь! Никакой тактичности!
— Чего расшумелась? — прогудел Прохор. — Нравится ему Аола, а может, и любит. Понимать надо!
— Лю-бит?! — протянул Лева, вскинув брови. — Какая тут любовь? — пожал он плечами. — Конечно, по-своему она красива, умна, ничего не скажешь. Но ведь Аола совсем другая. Она может оказаться биологически не такой, как наши женщины.
— Эх, «биолог»! — возмутился Игорь. — Что ты в этом понимаешь! Да, я люблю! Пусть даже она совершенно другая, все равно буду ее любить.
Лева, не ожидавший такой бурной реакции, оторопел. Потом вскочил, намереваясь оставить последнее слово за собой, но Прохор положил ему на плечо тяжелую руку и заставил опуститься на место.
— Не петушись! Помолчи лучше.
— Перестаньте выдумывать, — вмешалась Тата. — Аола такая же, как и любая наша женщина.
— А ты откуда знаешь? — не утерпел Лева.
— Не любопытствуй. Знаю, раз говорю.
— Хватит, — прекратил перепалку Алексей. — Ведем мы себя не так, как нужно. Пялим глаза, словно дикари, спорим по пустякам. Игорь, видите ли, уже «умирает от любви», как новоявленный Дон Кихот, а сам еще не узнал ни здешних обычаев, ни нравов. Смотри не вздумай изливать ей свои чувства, а то и сам можешь опозориться и нас заставишь за тебя краснеть. А ты и вовсе утратил последние остатки тактичности, — кивнул он в сторону Левы. — Лезешь к Аоле со своимидурацкими претензиями. Совесть надо иметь!
— Какую к черту совесть! — взбеленился Лева. — Я к ним в гости не напрашивался и менять свои привычки не намерен. По какому праву ты нотации мне читаешь? Поход окончился и нечего узурпировать власть. Тут тебе не Лу-Хото.
— Ишь ты, бунтарь выискался! Я вот тебе покажу, окончился поход или нет! рассвирепел Прохор. — Пока мы вместе, все будет по-прежнему. Лешка дело говорит. Слушать надо, а не рот разевать.
— Знаешь, Прохор, ты не горячись, — вмешался Игорь, — Алексей вел тут речь о тактичности, а сам не стеснялся в эпитетах и по моему, и по Лёвиному адресу. Ты же и вовсе его перещеголял. Оскорбления и угрозы не лучший метод обращения с товарищами. Я не согласен с Левой. Алексей как был, так и должен оставаться старшим, иначе наступит разброд.
— Хватит уж вам, я ведь сгоряча, — буркнул Лева.
— А тебе, Леша, — продолжал Игорь, — тоже следует обдумывать свои слова и действия. Никому не дано право вмешиваться в сугубо личные дела. Невыдержанностью и насмешками авторитет не завоюешь.
— Ребята! Да бросьте же вы ссориться! — чуть не плача воскликнула Тата. Как вам не стыдно! Ведь мы единственные представители человечества на Лоне. По нас будут судить обо всех людях. Мы должны быть сплочены и дружны, как никогда. А вы что делаете?
— Ладно. На этом — все, — примирительно сказал Алексей. — Погорячились и баста. Если мои слова приняли за обиду — прошу извинить. Я не хотел никого оскорблять. Тата оказалась умнее всех нас. Именно дружбой, крепкой товарищеской спайкой и выдержанностью мы сможем завоевать доверие у лонов. Нам нужно проявить здесь лучшие человеческие качества, чтобы не «ударить в грязь лицом». Правильно? — спросил он, оглядывая повеселевших товарищей. — Вот и хорошо. Пошли мыться и обедать.
Дневной свет, проникая сквозь опущенные шторы, создавал в комнате приятный полумрак. Волны прохладного воздуха плавно опускались из-под свода. Было тихо. Так тихо, что отчетливо слышалось спокойное дыхание Левы, спавшего у противоположной стены. После купания в бассейне Прохору почему-то не спалось. Чувствовался прилив силы, которую, вот уже сколько времени, некуда применить. Сейчас бы лопату, не то что башню, весь Лу-Хото бы раскопал. Однако напрасно лег спать. Нужно было не слушать Льва, а пойти с Игорем и Алексеем пошататься по окрестностям. Впрочем, так лучше. Аола и Тата пошли вместе с ними, не надо им мешать. Вот если бы с Лоэмой…
Прохор не раз замечал, как девчата бросали на него восхищенные взгляды. Особенно — на пляже, где среди людей обычного склада он выделялся, как Геркулес, или во время занятий партерной акробатикой, когда ему приходилось выдерживать на себе тяжесть пяти-шести человек. Но Прохор не обращал внимания даже на откровенные попытки к сближению, которые частенько предпринимали наиболее смелые поклонницы мужественности и физической силы. «Всему свой черед», — думал он. Нужно было нажимать на учебу, которая давалась не без труда. Кроме того, не реже раза в квартал он получал из Забайкалья письма. Округлый почерк на конверте, да инициалы Е.М. ни о чем не говорили постороннему глазу. Даже лучшие друзья не подозревали, что на дне его чемодана лежит фотокарточка. Обыкновенная, любительская, девять на двенадцать. На ней, у разлапистой ели, курносая круглолицая девчонка на лыжах, с «ижевкой» за спиной, а на обороте короткая надпись: «Прохору от Лены».
