Джордж Р. Р. Мартин - Бегство охотника
— Зачем они это делают? — спросил он. — Почему они обратились против вас?
— Природа их функции сложна. Их течение обладает неизвестными нам свойствами. Они были подобны нам до тех пор, пока не перестали. Мы надеялись, что ты откроешь нам это.
— Я? — поперхнулся Рамон. — Да я только сейчас вообще узнал, что все это случилось. Как я могу объяснить вам, о чем думают эти pendejos?
— Человек схож с ними, — объяснил Рамон. — Он соучаствует в их функции. Вы обладаете пониманием убийства и предназначения. Вы убиваете так, как убивают они. Понимание того, что побуждает вас к убийству, объяснит и их побуждения. Свободу, которые дают крепкие напитки.
— Мы не такие. Я не соучастник их гребаного холокоста! Я геолог. Я ищу минералы.
— Но ты убиваешь, — настаивал Маннек.
— Да, но…
— Ты убиваешь себе подобных. Ты убиваешь тех, кто функционирует подобно тебе.
— Это совсем другое дело, — возразил Рамон.
— В чем заключается это различие?
— Пьянство здесь ни при чем. Просто все зашло, возможно, слишком далеко. Ну, поцапались мы с этим парнем. Но я ведь не ел его гребаных детей!
— Если бы мы поняли природу пожирателей и выражение их таткройда, мы могли бы снова направить их поток по предыдущему руслу, — произнес Маннек, и Рамон услышал в его голосе отчаяние. — Было бы возможно найти новый способ исполнения их функции. Но я не могу найти убедительного повода.
Рамон вздохнул.
— Можешь и не пытаться, — буркнул он. — Только зазря свихнешься. Их понять невозможно. Они же, мать их, пришельцы.
Глава 14
Рамон даже удивился тому, что смог заснуть, — и еще больше удивился тому, что проснулся, прислонившись к Маннеку: тот стоически сидел, похоже, ни разу даже не пошевелившись.
Впрочем, за время, что оставалось до рассвета, в сны Рамона трижды вторгались воспоминания. Первое воскресило в памяти игру в карты на борту энианского корабля по пути с Земли. Паленки в тот день чувствовал себя хорошо — что в последнее время случалось все реже — и настоял на том, чтобы вся бригада собралась порезаться в покер. Рамон словно снова держал в руках истертые, засаленные карты. От массивных энианских тел исходил едкий, кислотный запах, к которому примешивалась постоянная вонь перегретой керамики, словно кто-то оставил на сильном огне пустой глиняный горшок. У Паленки на руках оказался фулл, зато у Рамона — стрит, он и выиграл. Ему запомнилось, как осветилось лицо у старикана при виде своих карт, и как разочарованно потускнело, когда Рамон открыл свои. Рамон даже пожалел, что не сбросил своих карт, не открывая.
Пожалуй, это воспоминание единственное имело хоть какое-то отношение к тому взаимодействию с сознанием пришельца. Остальные два показались ему совершено случайными: первое — о том, как он принимал душ перед тем, как отправиться в бордель в Мехико, а второе — как он ел речную рыбину, запеченную в перце, вскоре после его прилета на Сан-Паулу. Во всех трех случаях воспоминания отличались такой отчетливостью, словно он физически переносился в прошлое и оказывался там, а не здесь, на траве, рядом с инопланетным чудищем. Каждый раз он на секунду просыпался, видел сидевшего рядом с ним неподвижным изваянием Маннека и каким-то образом понимал: тот знает обо всем, что с ним происходит, но не может посоветовать ничего, что помогло бы легче воспринимать эти незваные вторжения прошлого. Впрочем, Рамон и не просил об этом. В конце концов, это его сознание возвращалось к тому состоянию, в котором ему полагалось находиться, только и всего. Впрочем, подумал он, интересно все-таки, сколько лет прошло с тех пор, как другой Рамон в последний раз вспоминал о той партии в покер.
Утроласточки уже завели свое негромкое утробное пение, а небо на востоке начало светлеть. Кто-то с испуганным писком бросился наутек, когда Рамон встал, чтобы напиться. Судя по всему, это был какой-то небольшой хищник, обгладывавший останки jabali rojo. В кронах деревьев порхали тенфины и вертиголовки, то и дело шумно ссорясь из-за еды или самок. В общем, все как всегда, нормальная лесная жизнь со своей дурацкой борьбой. Твари крупнее, кузнечики и плосконоги, явившись на водопой, подозрительно косились в его сторону, но пить продолжали. Из воды выпрыгнула и с плеском плюхнулась обратно рыбина. Глядя на все это, Рамон немного расслабился, забыв на время о том, кто он, чего от него требуют и насколько призрачны его надежды.
Потом он вернулся в лагерь — зажарить и съесть еще сахарных жуков, привычно продемонстрировать инопланетянину физиологические функции человеческого организма и приготовиться к продолжению охоты. Кожа Маннека оставалась еще серой, но разводы на ней уже начали проявляться. Держался тот по-прежнему, пригнувшись немного к земле, и двигался осторожно, болезненно. «Жаль, — подумал Рамон, — что он не в состоянии оценить, насколько серьезно ранен пришелец — если тот вот-вот отдаст концы, ему не обязательно было бы придумывать хитроумные планы бегства. С другой стороны, что случится, если он вдруг не сможет освободиться от сахаила после Маннековой смерти? Страшное дело — оставаться прикованным к разлагающемуся трупу пришельца до тех пор, пока сам не умрешь с голоду… Или хуже того, если смерть Маннека станет одновременно и его смертью — они ведь обмениваются физическими импульсами через сахаил». Он как-то не думал об этом прежде, и мысль об этом не слишком ободряла. Все же, представься такая возможность, он обязательно рискнет…
Когда рассвело окончательно, Рамон и Маннек, не сговариваясь, поднялись и отправились дальше, вниз по течению. Следы, оставленные другим Рамоном, уклонялись к северу, хотя Прыжок Скрипача находился далеко на юге. Возможно, тот рассчитывал запутать погоню, выбрав наименее вероятный путь. Или надеялся найтитам деревья, более подходящие для постройки плота. А может, замыслил что-то еще, до чего Рамон еще не додумался.
Они шли молча, только опавшие листья и хвоя похрустывали под ногами, да заунывно ухала вдалеке anaranjada,[17] щебетали плоскомехи, заливались на лужайках уксусные цикады. Мягкий, пористый помет куи-куи подсказал Рамону, что это похожее на антилопу животное пробегало здесь вчера, а может, даже всего несколько часов назад. «В здешних местах, должно быть, хорошо охотиться», — подумал он и тут же ощутил какое-то неуютное беспокойство, причину которого не сумел установить.
Рамон предполагал выйти к реке до темноты. Другой Рамон наверняка находился где-то совсем близко. По его прикидкам, на постройку более или менее пристойного плота у него уйдет дня три — при наличии инструментов: топора, веревок. Ну и конечно, всех пальцев. У другого Рамона в этом отношении положение хуже, однако…
