Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Волков Сергей Юрьевич

Мы разбираем оружие, подсумки, эрдэшки, строимся поотделенно у шлагбаума. В самый последний момент Киверов выдергивает меня из строя.

— Рядовой Новиков!

— Я!

— Останься. Ты мне нужен. Остальным: к машине!

Пацаны бегут к «коробочкам». БТР взревывают движками, плюются густо-синим выхлопом. Водители «Уралов»-бензовозов смотрят на нас, словно на придорожные камни. Колонна идет со стороны Кундуза, люди устали. Эмоций просто не осталось. У некоторых машин на дверцах висят бронежилеты. Я усмехаюсь — если пуля или осколок попадут в пятитонную емкость с бензином, человека в кабине ничто не спасет. Но этим парням из автобата, видимо, хочется думать, что они могут хоть как-то обезопасить себя.

Колонна трогается. Из-за палатки с опаской выглядывает механик-водитель нашей БМД, «ас афганских дорог» Викулов, наголо бритый сверхсрочник, человек ленивый и скучный, как жэковский слесарь. На самом деле никакой профилактики он не делал. Накануне, возвращаясь из очередного патрулирования на окраине Бамиана, Викулов решил сократить путь и рванул через усеянную скальными обломками проплешину, лежащую между нашей горой и придорожными холмами. Где-то там, на камнях, БМД забуксовала и в коробке посыпались шестерни. Кое-как, скрежеща и дергаясь, машина доковыляла до поста. Киверов набил «асу афганских дорог» морду и дал день на то, чтобы перебрать коробку и вернуть БМД в строй. Викулов сказал, что «зуб даю — все будет в ажуре» и с шести утра, с головы до ног измазанный маслом, возился в чреве машины.

После ухода колонны нас остается семеро — трое на посту у дороги, лейтенант Чехов в штабной палатке, механик-водитель, Киверов и я.

…Стрельба начинается одновременно со всех сторон — со склона горы, с вершин холмов, из-за скальных глыб и дорожной насыпи. Духи бьют короткими прицельными очередями. Пули их АКМов дырявят брезент палаток, звонко рикошетят от траков БМД, цокают о камни. Пацаны внизу бросают шлагбаум и бегут к нам, под защиту сложенных из камней брустверов. Они не понимают, что лагерь простреливается насквозь, что нас окружили и духи висят над нами, как ангелы. Мы мечемся между палаток и ящиков, запинаемся о разложенные на промасленном брезенте частях раздаточной коробки БМД и только один Киверов из-за полевой кухни ведет ответный огонь, в промежутках между выстрелами матом загоняя нас в укрытия.

Я кое-как втискиваюсь в узкую щель между каменной стенкой и горой патронных цинков и вижу лейтенанта. Он выскакивает из штабной палатки с автоматом в одной руке и плоской коробкой рации в другой. Суставчатая антенна качается над ним, как удочка. В рацию попадает пуля, вырывает кусок металла, во все стороны летят разноцветные электронные внутренности. Лейтенант некоторое время смотрит на нее, потом бросает на землю.

— Падай! Падай, дурак! — орет Киверов и начинает поливать гору длинными очередями, чтобы дать лейтенанту хоть гипотетический шанс уцелеть.

Наверное, шанс этот был не таким уж и мизерным — духи на склоне затихают, уж больно плотный огонь организовал майор. Но Чехов, вместо того, чтобы бежать в укрытие, останавливается и чуть ли не с бедра стреляет. Он еще что-то кричит, что-то злое и яростное, но за грохотом боя я не разбираю слов.

Зато я хорошо слышу характерный звук винтовочного выстрела. Видимо, вот так и звучит знаменитый «Бур». Стреляют издалека, с холмов. Пуля пробивает лейтенанта насквозь и он падает, продолжая нажимать на спусковой крючок своего АКМС. Последняя очередь лейтенанта косо перечеркивает склон; пули выбивают пыльные фонтанчики.

— Новиков! — перекрикивая грохот пальбы, кричит майор. — Новиков! Ко мне!

Легко сказать! От полевой кухни, за которой засел Киверов, меня отделяет всего-то шесть-семь метров, но это открытое пространство, простреливаемое духами. Что делать?

Я чуть приподнимаюсь и вижу, что наряд, дежуривший у шлагбаума — Колька Анисимов, Гриценко и ефрейтор Егерденов по прозвищу Егерь — укрывшись за камнями, наугад лупят куда-то вверх, в гору. Кричу им:

— Прикройте!

Егерь за каким-то хреном привстает на одно колено и тут же падает, громко ругаясь по-бурятски. Духовская пуля пробила ему бедро, штанина ниже раны сразу стала черной от пропитавшей материю крови, из дыры фонтанчиком бьет кровь. Отложив автомат, Егерденов ремнем пытается перетянуть ногу. Его смуглое лицо сильно побледнело, это заметно даже под коркой смешанной с потом пыли.

Колька и Гриценко тупо смотрят на него. Они не стреляют. Зато духи стараются вовсю. Хлопки выстрелов, свист пуль, треск разлетающихся камней — убийственная симфония боя.

— Прикройте, суки! — ору я пацанам. Безрезультатно. Похоже, они впали в ступор от вида крови.

У меня нет оружия — автомат я отнес в палатку, снайперская винтовка хранится в оружейном ящике у Киверова. Вспомнив о майоре, снова слышу его крик:

— Новиков! Мать твою, урою! Ко мне!!

Я запускаю руку в карман и стискиваю ледяного коня в ладони. Холод обжигает пальцы. «Эх, была — не была! Прощай, мама! Прощай, Надя! Все прощайте!», — эта мысль не успевает пронестись в голове, а я уже бегу мимо палатки к надрывающемуся майору.

Духи замечают движение. Теперь все они стреляют в бегущего по лагерю неверных человека.

В меня.

Каюсь, я не смог ничего с собой поделать. Едва пули начинают вонзаться в землю у меня на пути, как я помимо воли валюсь мордой в пыль. Единственное мое укрытие — труп лейтенанта Чехова. Я подползаю к нему и буквально вжимаюсь в еще не успевшее окоченеть тело. Автомат убитого лежит совсем рядом, но у меня не хватает смелости добраться до него. Что-то сильно бьет меня по ноге. Скашиваю глаза — каблук на правом сапоге начисто срезан пулей.

Автомат майора умолкает. То ли у него закончились патроны, то ли Киверов решил не тратить их попусту. Духи умело используют скалы в качестве укрытий, а головы их, замотанные в серые и коричневые платки, практически не заметны на фоне утесов.

— Парни! Кто выживет — идите на северо-запад! Дорога на Бамиан перерезана! — вдруг кричит нам Киверов. Я понимаю — надежд на спасение практически нет. Все, это конец.

Понимают это и духи. До нас доносятся их радостные крики — неверные больше не стреляют, аллах покарал их! Вижу размазанные фигуры, скользящие между глыбами — все ниже и ниже.

И даже застрелиться не из чего!

И тут совершенно неожиданно для всех, громко гавкает пушка в башне БМД. Это вам не «Калашников» и даже не ДШК. Полуавтоматическая пушка «Гром» калибром в семьдесят три миллиметра — это уже артиллерия, черт возьми! Не зря наши боевые машины десанта называют танками. Алюминиевыми, правда — за облегченную броню — но все же танками!

«Гром» может делать до восьми выстрелов в минуту. Пока автоматика перезаряжает пушку, наводчик ведет огонь из спаренного с пушкой пулемета ПКТ. БТРам, БМП и пехоте на поле боя «Грому» противопоставить нечего.

Первый же выстрел разносит в щебень здоровенную скалу в двухстах метрах от лагеря. Второй — обрушивает скальный козырек на склоне горы и стрельба духов сразу ослабевает.

Оказывается, Викулов, в начале боя спрятавшийся под днищем БМД, под шумок умудрился открутить болты нижнего люка, заползти в «коробочку», изготовить «Гром» к стрельбе и теперь духам уже никак не взять нас.

Выпустив еще три снаряда по горе, Викулов разворачивает башню и накрывает ближайший холм, разворотив всю его вершину.

— Жить стало лучше, жить стало веселей! — ревет Киверов и машет мне — давай сюда!

Я на четвереньках добираюсь до него.

— Т-рищ майор, Егерь ранен! Нога!

— После! — машет он и вытаскивает откуда-то из-под себя знакомый чехол защитного цвета. Ага, СВД. Майор успел захватить ее в штабной палатке. Ну, это совсем другое дело.

Перевернувшись на спину, я быстро расчехляю винтовку, снаряжаю обойму и, опираясь на локти, ползу к колесу полевой кухни.

— Вначале — верхних! — говорит мне в спину майор. Как будто я сам не соображаю!

В прицел обозреваю склон. Облако пыли от разбитых снарядами «Грома» скал медленно уплывает в сторону. Замечаю шевеление между камнями, прикидываю расстояние и стреляю. Из-за рыжего валуна мешком вываливается чье-то тело.