Татьяна Трунова - Стремянка в небо
- Вы тоже, - утвердительно произнес Петя.
- Что?
- Вы тоже хотите забрать меня для изучения. Или сначала разбудить, а потом забрать. В общем, по обстоятельствам.
Антон Павлович приподнял брови домиком, в его глазах горел странный огонек.
- Откуда такой вывод? - поинтересовался он.
- Это ж очевидно.
Ему больше не грезился наяву свет далеких галактик. Наоборот, было скучно и... плоско что ли. Он чувствовал себя как младшеклассник, внезапно осознавший, что игра крестики-нолики перестала быть битвой умов.
- Вы похожи на стаю ворон: налетели на лакомый кусок и дербаните, дербаните, дербаните... Я тот самый лакомый кусок, и тут уж никуда не денешься.
Антон Павлович повертел в руках фляжку, внимательно рассматривая выбитые на ее кожаном чехле узоры.
- Сейчас я скажу слова, которые ты можешь счесть словесными кружевами, но для меня они выстраданы кровью. Видишь ли, Петр, альтруистов и добрых самаритян на уровне государства не бывает. Страну, где во власти господствуют идеи взаимопомощи между братскими странами, - последние слова прозвучали у него со странной, почти брезгливой интонацией, - ничего хорошего не ждет. В лучшем случае, разброд и шатание, а в худшем - исчезновение с лица земли как государства. Причем бывшие братья охотно примутся делить пожитки усопшего. Одно время мы поверили, что окружающие хотят нам добра, результат - едва не просрали могучую державу. Вспомни: 90-ые годы - жрать нечего, зарплату не платят, а по телевизору косяком идут разоблачения страшных тайн КГБ. Самую-самую страшную тайну разоблачали по сто раз на дню. Заключалась она в том, что русские - пьяные ублюдки, которым случайно повезло с ресурсами, Великую отечественную выиграла Америка, народы Союза страшно угнетались, их богатства расхищались; человека в космос запустили русские, да, тут ничего не попишешь. Но исключительно по-пьяни! Остальные достижения случайны, а наша задача на ближайшие сто лет - каяться и медленно ползти на кладбище, потому что тоталитарная Россия настолько греховна, что должна самоликвидироваться, раздав все более чистым народам.
Он замер, тяжело дыша. Затем подался вперед и в упор взглянул на Петю.
- Я не прав?
Парень кивнул. Он и сам вспоминал вакханалию 90-ых годов с ужасом. Это было время, когда вдруг исчезли все моральные запреты: стало можно убивать, грабить, насиловать. Честно работать могли только "лохи", уважаемыми профессиями вдруг стали каталы, карманники, проститутки. В памяти всплыл анекдот, когда в отделении милиции проститутку, оказавшуюся школьной учительницей, спрашивали, как она докатилась до жизни такой, на что она с улыбкой превосходства отвечала: "ну что могу сказать - повезло!". Сейчас смысл этого анекдота забылся, в него вкладывается идея небольшой зарплаты учителей и начисто смылся смысл истинный, когда девочки после школы мечтали стать валютными проститутками. Это было мерилом успеха в жизни.
Возможно, память преувеличивала, замазывая прошлое совсем уж черными красками. Были, были у Пети друзья, которые из 90-ых помнили только как замечательное время юности, и напрочь не хотели помнить плохое. Тем не менее, Антона Павловича он понимал.
- С вами я, с вами, не надо меня агитировать.
Сказал, и защемило в груди что-то, как будто сделал шаг, который делать не следовало. Передернул плечами, отгоняя марево ощущения.
Антон Павлович улыбнулся, явно удовлетворенный петиной реакцией.
- Пока мы митинговали и крушили советское наследство с криками "Запад нам поможет", соперники, подложившие свинью Перестройки, ушли далеко вперед и, конечно, помогать они нам не собирались. Двадцать с лишним лет отставания! Ладно, пусть гражданские технологии мы купим или украдем, но оборонка? Никто в трезвом уме и здравой памяти не продаст, например, чертежи истребителя F-35. Хотя, если честно, тупой самолет, ТТХ средненькие, и до сих пор не готов. Но бабла вложили! Миллиарды! Денег корпорации попилили море, наши государственные воришки на их фоне дети.
- От меня-то что требуется? - Петя внимательно посмотрел на Антона Павловича. Ощущение неправильности не уходило. Наоборот, становилось даже сильнее.
- Согласие на контакт. Сейчас я говорю не как смотритель Заповедника, а как глава Специального отдела по космической безопасности. Когда комиссары инопланетного Совета вышли на меня с предложением стать смотрителем, они учли все, кроме одного момента: я являются патриотом свой страны. Их (тайное!) предложение я тут же озвучил наверху, и было решено использовать сведения в своих интересах. Нам требуются технологии. Сегодня. Сейчас! Иначе потом будет поздно. После окончания Холодной войны прошло 20 лет, мы поднимаемся, но слишком медленно. Лавируем, изгибаемся. Один грамотный толчок заклятых друзей...
Он махнул рукой.
- Галактика бережет нас. Еще бы, мы - потенциальные доноры бессмертия. Но ссоры между отдельно взятыми местными государствами их не волнуют. Конечно, если человечеству будет грозить ядерная зима, они вмешаются. Не раньше. Технологий, понятно, нам никто не даст. Зачем им? Зато дарутиане технологии предоставят охотно. Их в свое время обделили, не допустили до дележа наследства, и они помнят об этом. Не боись, делать тебя подопытным мышом не дадим, - неправильно истолковал он выражение петиного лица.- Нам и без тебя есть что им предложить.
- Что я должен делать? - через силу произнес Петя.
Слова казались глупыми, тяжелыми. В фантастических книгах, которые он так любил, слова "что я должен делать" герой говорил смело, с чувством собственного достоинства и правоты, парень же чувствовал себя дурак дураком. Книжным героем он не хотел быть не в коем случае: те живут ярко, но недолго, причем умом особым не отличаются. В опасных ситуациях (которые они сами обычно и создают!) их спасает только воля автора и навыки геройствования. Все-таки герой - профессия, где требуются знать и уметь определенные вещи, без которых не спасает даже автор при всем своем желании. Бывают, правда, дураки-герои, но те живут совсем уж в сказках, и дурость служит им своеобразной броней и искусственным интеллектом, помогающим получить полцарства и принцессу. Тут разговор особый, да и герои ли они? Вокруг настоящего героя всегда возвышаются штабели трупов, без которых он обойтись просто не может. Самое неприятное, что в штабелях этих сложены как враги, так и самые настоящие наши. Так что ну их, героев.
- Да, собственно, ничего, - пожал плечами тот. Он потряс фляжку и, недовольно пробормотав "все вылакал, мог бы и побольше оставить", сам к ней приложился. - Веди обычную жизнь. А когда придет время - скажем, дней через шесть, чтобы не выглядеть слишком торопливыми - пойдешь на корабль и гордо скажешь "да" контакту плюс озвучишь некоторые наши предложения. Рустем не сомневается в утвердительном ответе. Он прекрасно осведомлен, что человек - существо социальное, что общество, частью которого человек является, все равно на него повлияет, хочет он того или нет. К тому же, влиять можно по-разному. Невинная фраза, взгляд, вовремя попавшаяся на глаза книга.... Телевизор, в конце концов, из которого прямым текстом кричат, что делать нужно так и никак иначе.
- А Рустем знает, что вы, так сказать, двойной агент? - поинтересовался парень. - И потом, вы сами говорили, что на одном поле срать с ними не сядете, такие они коварные и аморальные.
- Аморальные и коварные, да. Но выводов из этих слов я никаких не делал. Не нужно мне их приписывать - недовольно поморщился Антон Павлович. - А вот сейчас делаю: Невозможность выйти за границы схемы поведения делает их уязвимыми.
- Чего?
- Говорю, нельзя быть лживым постоянно. Лживость, возведенная в ранг достоинства нации, превращается в недостаток, потому что запрещает хоть иногда быть искренним, тем более, что искренним быть трудно. Это ограничивает возможности. А впрочем, не бери в голову, - он улыбнулся так хищно, что Петя помимо воли Рустема пожалел. Бедный, наивный инопланетянин наверняка воображал себя гением коварства, а может, даже таковым и являлся. Однако против выучеников КГБ было ему, как до Луны пешком. Пусть они даже не КГБ, а ФСБ.
- Да, то что я двойной агент, Рустем не знает и знать ему не обязательно, - предупредил Антон Павлович. - Не надо пугать потенциального клиента.
- В общем, - Антон Павлович поднялся, завершая разговор, - ты меня понял. Живи, как живешь, а инструкции получишь позднее.
- А как же с работой? - поинтересовался Петя. - У меня отгулы завтра кончаются.
Антон Павлович посмотрел на него, как на сумасшедшего:
- Какая тебе сейчас работа? Ты сейчас самая большая ценность страны, которую охраняют лучше, чем президента.
Петю это не впечатлило.
- Кушать-то я что буду?
- На довольствии ты, в том числе и денежном.
- А стаж? - продолжал допытываться парень.
- Идет. Ты теперь являешься сотрудником нашего ведомства. Согласись, это лучше, чем разнорабочим на консервном заводе. И зарплата другая. Небольшая, правда, по московским меркам, но все равно больше.
