Аркадий Стругацкий - Том 11. Неопубликованное. Публицистика
Она дремлет и чувствует, как ее обнимают знакомые сильные руки. Дыхание на лице... Ласковые губы... Она отвечает на поцелуй, не в силах шевельнуться, не в силах открыть глаза... Влажные холодные губы скользят по ее лицу, шее, груди... Странно – такая жаркая ночь, а руки так холодны... Ты замерз, любимый мой? Как ласковы прохладные губы на груди... Сладкая, невыносимая истома охватывает мадам Тайо... Она шепчет что-то торопливо и бессвязно... Медленным тающим звоном уплывает сознание... Три негромких удара... Три часа пополуночи... В саванне, залитой лунным сиянием, кричат и кричат неутомимые цикады...
Она проснулась как от толчка, потянулась и разом приподнялась, припомнив все события прошлого вечера и ночи. В комнате было полутемно, сквозь ставни и шторы еле пробивались лучи ослепительного утра. Поселение уже пробудилось от сна – пролетели копыта по улице, кто-то весело захохотал, кажется, брат Долни, а вот неуклюжая Инна загремела ведром по ступенькам. Пора, пора! Она уселась на постели, поправляя волосы. Якомино еще спит... Странно...
Якомино лежал все в той же позе – уткнувшись носом в подушку, свесив тяжелую обнаженную руку. Он казался каким-то странно неподвижным, окаменевшим... неживым... Мадам Прискита тронула его за плечо и с криком отдернула руку – кожа была холодна как лед.
– Якомино! – закричала женщина, вскакивая на ноги и прижимаясь к стене. Пружины стонали под ее ногами, постель колебалась, и на секунду ей показалось, что муж пошевелился, но он не поднял головы, не переменил позы, и, крича от ужаса, мадам Тайо спрыгнула с кровати и, путаясь в рубашке, подбежала к окну и сорвала штору... Яркий солнечный свет, пробившись сквозь щели в ставнях, залил комнату – мадам Тайо увидела, как тело ее мужа медленно сползало с постели, увлекая за собой простыни и подушку, увидела, как оно тяжело и глухо рухнуло на пол, как широко раскинул руки мертвец, опрокидываясь на спину, обнажая широкую волосатую грудь и могучую шею, покрытую черными страшными пятнами... На улице перекликались испуганные голоса, трещала лестница под тяжестью бегущих на помощь, а она стояла, прижавшись спиной к горячему железу ставен и не отрывая взгляда от дико исковерканного лица, от посиневших раздутых губ – кричала, кричала, кричала сквозь судорожно закушенные, не чувствующие боли пальцы...
Никто не видел лодки, которая привезла Якомино Тайо в Дао-Рао. Никто не знал, где провел последние полгода этот неутомимый следопыт и охотник. Никто не видел его добычи. Письма, которые читала в эту страшную ночь несчастная мадам Тайо, исчезли – были, вероятно, похищены тем же человеком, который задушил хозяина дома в его собственной постели. Кто это был? God knows – говорят англичане. Время было тихое, теллаков прогнали в глубь страны, никто не жег саванну, и сторожа могли спать ночью от одного конца сигареты до другого, но это была Дао-Рао – река, населенная людьми без прошлого, а когда имеешь дело с такими, надо уметь промолчать даже там, где промолчать нельзя...
Мадам Тайо, наверное, сошла бы с ума – первое время она и была настоящей сумасшедшей, – если бы не ее беременность. Это чудесно повлияло на ее рассудок. Доктор Гой, лечивший ее (сам старый неизлечимый пьяница, но человек милейший), просто поражался, как быстро она пошла на поправку: стала узнавать людей, разговаривать, улыбаться и даже петь тихонько за рукоделием. О муже не вспоминала никогда и избегала говорить о нем – вставала тихонько и уходила прочь, и в глазах ее – или я ошибаюсь? – мелькали страх, растерянность, отчаяние... Один только раз она заговорила о нем, один-единственный – как только пришла в себя после трехмесячного бреда. Мы сидели втроем – доктор, я и она. Развлекали ее, болтали обо всем и ни о чем. Она молчала и только слабо и болезненно улыбалась. А потом вдруг спросила:
– Скажите, Понтине (она всегда звала меня просто Понтине, мы были с ней хорошими друзьями), скажите, Понтине, убийца Якомино найден?
Мы были страшно смущены, но она настаивала, и доктору, который вел следствие, пришлось рассказать все, что он знал. Сначала он говорил неохотно, потом разошелся и, забыв обо всем, начал даже полемизировать сам с собой и с мадам Тайо и занимался этим, пока я не наступил ему на ногу под столом. Убийца не найден. Подозрение падает на двух метисов, у которых были, по всеобщему свидетельству и по их собственному признанию, старые счеты с господином Тайо. Но улик нет никаких. Оба метиса яростно отрицают свою виновность. Следов убийца не оставил. Экспертиза установила, что убийство было совершено не позже двенадцати...
– Когда? – переспросила мадам Тайо, и мне почудилось, что она побледнела.
Нельзя сказать точно когда, разглагольствовал доктор, распространяя запах дешевого рома, нельзя сказать точно, но, во всяком случае, не позже полуночи.
– Этого не может быть, – сказала мадам Тайо резко.
Доктор обиделся. Что значит – не может быть? Это определено совершенно научно, и он может повторить при всех и при ком угодно те факты, которые заставляют его сделать такой вывод. Скажем, состояние тетануса... Тут он понес какую-то околесицу по-латыни, и я, видя, что мадам Тайо бледнеет все сильнее и сильнее, наступил ему на ногу и давил до тех пор, пока он не замолчал. Воцарилось неловкое молчание. Доктор извинился и ушел, я хотел последовать за ним, но мадам Прискита удержала меня. Минут пятнадцать мы сидели молча, потом она начала говорить и рассказала мне все, что знала сама. Я несуеверен, но мне стало страшно. Я ничего не смог объяснить ей, помню – бормотал что-то совершенно бессмысленное... Я был просто ошеломлен тогда, а белое худое лицо мадам Тайо было ужасно...
– Чей это ребенок? – спрашивала она, стиснув тонкие руки. Я молчал. Больше она никогда не заговаривала о муже... Никогда, до самой смерти.
Через положенное время она родила мальчика – большого, тяжелого. Он убил свою мать – несчастная умерла, не приходя в сознание, у меня на руках.
– Три часа, три часа... – шептала она в бреду. И еще: – Понтине, дайте ему имя... У него нет отца... У него не было отца...
Никто не понимал ее, кроме меня, конечно. Несчастная женщина.
Я усыновил мальчишку и дал ему имя Хао, что значит «Удивительный» на языке ауров. Если бы я знал, что ждет этого крикуна! Сколько горя он принесет людям, как страшна будет его судьба! Три больших родимых пятна величиною с пятак были на его тоненькой шейке – рука дьявола, говорила старуха нянька, он еще многих сделает мертвыми – этот дьяволенок, убивший ту, которая родила его. Как она была права – старая колдунья!
Чертовски странный был этот мальчик! Помню...»
На этом рукопись прерывается, но архив дядюшки Понтине велик. Я не теряю надежды отыскать продолжение этой любопытной истории.
