Павел Комарницкий - 30 июня
— Но вы могли бы…
— Не могли бы. Открытое массовое вмешательство высокоразвитой цивилизации в дела слаборазвитой приводит к разрушению последней. Да и вообще, с чего бы вдруг мы взялись кормить вас жёваным мясом, как малышей? Как говорил тот смешной человечек в стёклышках на носу: «оно нам надо?» Сами разжуёте.
— Слушай, у вас там что, кормят малышей жваками? — развеселился Борис.
— А то! Помню, мама нажуёт… Знаешь, как вкусно!
* * *На центральном экране змеились, переливались, танцевали какой-то причудливый танец разноцветные стеклянные змеи, шары и диски — условно-визуальное отображение происходящего сейчас в гиперпространстве. На боковых экранах мелькала рябь символов и букв. За пультом сейчас сидели двое — капитан и второй пилот, сосредоточенные и хмурые.
Сеанс гиперсвязи — не шутка. Он отличается от перехода разве что тем, что корабль остаётся на месте, а не уходит к цели через сформированный канал. А так всё один к одному…
— Нет связи, капитан. Мы посылаем пакет, и никакого ответа. И главное, всё нормально — Вахуу кивнул на главный экран — Картинка просто загляденье. Я не пойму, в чём дело.
Капитан задумчиво разглядывал экраны.
— Вот оно и началось.
— Ты полагаешь, он начал действовать? Но картинка…
— А эта картинка, Вахуу, сформирована компьютером. Она может иметь значительное расхождение с реальностью. Проще говоря, мы видим то, что вирус считает нужным нам показывать.
Хррот встал, потянулся, тряхнул ушами. Хвост извивался, как змея.
— Всё, Вахуу, конец сеанса, выключай. По крайней мере, теперь мы знаем, как именно умрём. Корабль не выйдет из перехода, и мы канем в вечность.
Капитан впервые за последнее время выглядел довольным.
— Похоже, у тебя есть план, Хррот.
— Есть, Вахуу, есть. Я боялся трогать вирус, не зная, что он собирается предпринять. Любой приличный диверсионный вирус имеет систему самозащиты, активирующий его при попытках обнаружения и устранения. Я мог просто форсировать события. Но теперь… Похоже, пока мы на орбите, мы в безопасности. А значит, можем устроить на эту дрянь облавную охоту.
Капитан разминал руки, выпуская и втягивая когти.
— Как я жажду его поганой крови, ты бы знал, Вахуу… У вас ещё много осталось по программе?
— Да есть малость. Ну что, будим командора?
— Ни в коем случае! Пусть отоспится наконец. Похоже, нам потребуется всё здоровье, какое есть.
* * *— Здравия желаю! Дома ли хозяйка?
Полицейский урядник выглядел весьма солидно, в мундире и начищенных до блеска хромовых сапогах — только шашки на боку не хватало. Солнце с утра уже ощутимо припекало, и лицо урядника блестело от пота.
— Здравствуйте, господин урядник! — Ярара приветливо улыбалась полицейскому с крыльца. По случаю жаркой погоды девушка была одета в открытое батистовое платье с коротким, на украинский манер подолом, едва закрывавшим колени, и к тому же босая. Урядник заметно смутился — Екатерина Матвеевна уехала в город, по своим делам. Вместе с племянником и моим мужем, на нашей машине. Воспользовалась случаем. Но признайтесь, господин урядник — Екатерина Матвеевна для вас только предлог.
Ярара прищурилась, погрозила пальцем.
— Настоящая цель вашего визита — это я и Ульрих. Что это, мол, за господа такие поселились на вверенном мне участке? Машину завели… Подозрительно всё это. А не проверить ли мне у них документы? — девушка рассмеялась своим изумительным смехом столь заразительно, что урядник не смог удержаться, тоже захмыкал.
— Прошу прощения за беспокойство, барышня…
— Ну уж нет, господин урядник. Любое дело следует доводить до конца. Если вы сейчас уйдёте, не исполнив свой служебный долг, вас будет точить червь сомнения. И мы останемся, как любит говорить наш адвокат, под подозрением за недостатком улик. Да не стойте вы на дворе, прошу в дом!
Полицейский потоптался, но отказываться не стал. Войдя на веранду, снял фуражку, перекрестился на икону в углу, всё чин чином. Ярара уже выходила из комнаты, неся в руках бумаги. Урядник остолбенело разинул рот — девушка успела переодеться в то самое платье, в котором впервые предстала перед студентом, на ногах красовались тонкие сафьяновые туфельки. Своё ожерелье и диадему она, правда, оставила втуне, но вот серёжки с бриллиантами сверкали в ушах, буквально подавляя несчастного визитёра.
— Неудобно при госте в домашнем шляться — Ярара снова засмеялась — Сейчас муж вернётся, и мы с ним поедем в Киев. Вы смотрите, смотрите, господин урядник! — девушка протягивала бумаги полицейскому.
Урядник откашлялся, осторожно принял бумаги, бегло пролистал. Бумаги были в полном порядке, естественно.
— Ещё раз простите великодушно, госпожа… — урядник уже не рисковал называть эту ослепительную юную даму барышней — Имею честь, пани Ядвига…
— Простить? Как бы не так! — девушка снова засмеялась — Всякая инициатива наказуема, господин урядник. Садитесь вот сюда, и будем пить чай.
— Благодарю покорнейше, но…
— Никаких «но». Как вас по батюшке? А то неудобно — всё «господин урядник» да «господин урядник»…
— Меня Петром Семёнычем кличут…
— Ну вот и отлично, Пётр Семёнович. Ульрих запаздывает, а я самовар сготовила. Зря остывает — Ярара уже рылась в тётушкином поставце — Тут где-то была перцовка…
* * *— … А у нашего дома всё время стоял городовой, во-от с такой саблей! — пани Ядвига развела руки, показывая размеры сабли — У неё на конце было колёсико, и когда он ходил, сабля катилась за ним на этом колёсике. Так смешно…
— Вот, вот, пани Ядвига. В точности так. Не хотят постовые носить эти треклятые сабли, хотя и положено. Потому как смеются все, разве это дело?
Урядник млел от жары и общения с такой потрясающей панной. И кто сказал, будто все аристократы спесивы и чванливы? Вот, благородная молодая дама, и никакого чванства…
За самоваром и перцовкой урядник как-то незаметно для себя уже рассказал молодой прекрасной панне всю историю своей жизни, а заодно и всю историю полиции государства российского, и вообще всё, что знал. И даже то, о чём только догадывался.
— Не любят у нас в России-матушке полицейских, пани Ядвига — неожиданно пожаловался Пётр Семёнович.
— Так это смотря кто и смотря кого — улыбнулась пани Ядвига — Кто не любит-то? Шпана беспросветная, террористы-бомбисты да курсистки сопливые, влюблённые в этих самых революционеров. Мы, состоятельные люди, отчётливо понимаем — наша полиция нас бережёт.
Урядник смотрел на девушку в восхищении. Вот же, а говорят, все девки дуры…
