Роберт Рид - «Если», 2004 № 06
Она уже знала, что последует дальше.
— Кто-то… то есть нет… я подумал… ну… а вдруг, та самая, единственная — это ты?
Он поднимает голову и смотрит на нее. Не умоляюще. Просто смотрит.
Элуин делает глубокий вздох. Потом другой.
— Думаю, самая большая услуга, которую я смогу оказать тебе — это перечислить все причины, по которым я, скорее всего, не смогу выйти за тебя.
— Валяй, — говорит он.
— Прежде всего, ты слишком удачлив. Чертовски удачлив.
Люк растерянно хлопнул глазами. Чего-чего, а такого он никак не ожидал. И попытался было возразить, но она приложила палец к его губам.
— Я знаю, многие считают тебя чем-то вроде талисмана и поэтому не видят, как влияет на тебя эта самая удачливость. Смотри сам: ты родился в метель, погубившую твоего отца, и все же выжил. Твоя мать исчезла, когда тебе было всего пять, но и это тебя не подкосило. Ты вел себя так, словно она просто отправилась путешествовать и может вернуться в любую минуту.
Люк неловко заерзал. Она попала почти в десятку. Ужасающе близко к правде. Или к тому, что, как он надеялся, было правдой.
— И вся твоя жизнь — цепочка счастливых случаев. Твой приемный отец был самым добрым человеком во всем городе и к тому же лучшим мастером во всей долине. А теперь самые хорошенькие девушки едва не дерутся за право оказаться в твоей постели. И ни одна не ныла, не цеплялась за тебя, когда приходила очередь другой. И ни один рассерженный поклонник не пытался наутро разделаться с тобой. Ш-ш-ш, молчи.
А Люк и не знал, что сказать.
— Если ты чувствуешь себя незавершенным, Люк, это потому, что в тебе есть незавершенность. Тебе не хватает тех шрамов и разочарований, которые день за днем накапливаются у остальных. И это не слишком полезно для* тебя.
Элуин покачала головой.
Не знаю, почему тебе так везет. Может, в тебя влюбилась какая-то маленькая древесная фея и повсюду следует за собой, рассыпая у твоих ног волшебные дары?
Люк снова заерзал. Если бы она только знала!
— Но я не завидую тебе, как многие из моих знакомых. И считаю, что рядом с тобой довольно опасно находиться. Опасно потому, что ты до сих пор не научился осторожности, как мы, простые смертные.
Ее слова ранили, но Люк был полон решимости держаться до конца.
— Прости, — осеклась Элуин. — Кажется, меня немного занесло. Уж слишком болезненная тема. Слишком долго мне хотелось высказаться.
— Да ладно! Рано или поздно, все равно пришлось бы это услышать.
Они немного помолчали. Огонь постепенно умирал.
— Следующий пункт. Ты чересчур скрытен. Можно подумать, где-то на стороне ты ведешь совершенно другую жизнь, о которой никому ничего не известно. И так было, сколько я себя помню.
Люк замер, потрясенный. За всю свою жизнь он рассказал о Сне только однажды. Только одному человеку. И это стоило ему матери. Она поверила ему. Как и отец — Лаки. Оба отправились на поиски друг друга через проход, где когда-то разлучились. И больше не вернулись. Лаки и Люк судорожно цеплялись за призрачную надежду, уверяя себя, что родители все-таки соединились в какой-то уютной третьей вселенной, и в один прекрасный день все четверо окажутся вместе. Но, кроме них, ни одна живая душа не была посвящена в тайну. И оба воображали, будто сумели хорошо скрыть Сон от посторонних.
Но не от таких, как Элуин.
— Пожалуйста, пойми, — продолжала она, грустно улыбаясь, — когда ты здесь, ты в самом деле здесь. Ты умеешь заставить девушку почувствовать себя самой неповторимой во всем мире. Хотя бы на минуту. А потом… потом снова ускользаешь куда-то, в какое-то непонятное место.
Длинная пауза.
— Хотя я и не завидую твоей удачливости, все же признаю, что ревную тебя к той, другой жизни. Не хотела бы стать твоей женой и постоянно состязаться с кем-то или чем-то.
Еще одна пауза.
— Честно сказать, не желала бы такой участи ни одной женщине.
Люк коротко кивнул. Ее глаза настойчиво обшаривали его лицо.
Но он еще не был готов поделиться своей тайной. Даже с этой женщиной. Даже сегодня.
Элуин устало вздохнула.
— У меня остался только один пункт из списка, зато самый важный, — начала она, но тут же заколебалась, пристально разглядывая свои руки. — Трудно сказать, сколько раз я влюблялась в тебя. Но ты, похоже, так ни разу и не заметил.
А он еще думал, что на сегодня с него достаточно сюрпризов! И ничто уже не сможет его потрясти!
Теперь Элуин улыбалась, но в глазах стояли слезы.
— Помню, как в десять лет я рыдала по вечерам, пока не усну. Так хотелось быть твоей девушкой! Но тебе был нужен только приятель, так что я стала лучшим приятелем.
Тихий всхлип.
Люк протянул ей салфетку.
— Помнишь, когда нам было двенадцать, — шмыгнула она носом, — мы учились целоваться, как взрослые?
Улыбка и кивок.
— Два дня ушло, чтобы подначить тебя на этот небольшой эксперимент. Я думала, что умерла и попала на небо. А ты посчитал, что меняться слюнями уж очень противно.
Элуин громко высморкалась. Но даже при этом ухитрялась выглядеть очаровательной.
— От дальнейшего перечисления я тебя избавлю. Но все продолжалось, пока мы не переехали на ферму. Думала тогда, что мне не жить. А мать, откровенно говоря, облегченно вздохнула. Для несчастной любви нет лучшего лекарства, чем разлука.
Она поймала его взгляд. Удержала. Серо-зеленые глаза затуманились недоумением и благоговением.
— Иногда, глядя на тебя, Люк, я вижу того, прежнего, чудесного мальчишку. Временами застенчивого, временами любопытного, временами игривого. Он так отчаянно хочет, чтобы его любили, и в ответ готов на любые жертвы. И большую часть своей жизни я была в него влюблена.
Благоговение уступило место печали и боли. Недоумение оставалось.
— Но потом он куда-то ушел. Остался Люк очаровательный, или Люк умный, или просто Люк-счастливчик. С ним по-прежнему весело. По-прежнему легко. Его по-прежнему можно любить. Но больше как брата или приятеля. А может, мимолетного любовника.
Она глубоко вздохнула.
— И именно поэтому я, возможно, не выйду за тебя замуж. В нашем союзе будет больше ссор и слез, чем смеха и страсти. Я не принесу пользы ни тебе, ни людям, которые смотрят на меня как на Целительницу. Поэтому я, пожалуй, обойдусь парнем, который не будет прижимать меня к себе так крепко, как бы хотелось.
Обаятельная улыбка, притушенная преждевременной мудростью и печалью.
Люк наконец сообразил, что делать.
Обошел стол, сгреб подругу в охапку и сел, не выпуская из рук. Она уже плакала навзрыд. Горько. Предаваясь тоске. Добиваясь катарсиса, которого интуитивно ищут маленькие дети, но, взрослея, не могут достичь.
