Роберт Шекли - Кн. 4. Алхимический марьяж Алистера Кромптона. Билет на планету Транай. Обмен разумов
Глава 5
Кави помог Кромптону устроиться в современном однокомнатном номере на бульваре Поляни. В комнате была установлена автоматическая видеосистема, записывающая каждое произнесенное слово и каждое движение. Предназначалась она для того, чтобы пациент мог проследить за своим поведением и таким образом наблюдать за процессом выздоровления. Кромптон, как и многие до него, отключил систему. Он хотел знать, когда начнется настоящее лечение, в чем оно будет заключаться и сколько часов в день займет. Кави объяснил ему, что никаких строго определенных процедур не будет.
— Вы должны запомнить, — сказал добродушный фиджиец, достав из своей роскошной шевелюры сигарету, зажигалку и пепельницу, — что Эйон — самый передовой центр терапии во всей Галактике. Здесь не существует какого-то одного вида лечения или процедуры, здесь преобладает эклектизм. Как у нас принято говорить, «все зависит»...
— Но от чего зависит? — спросил Кромптон.
— Этого мне никогда не объясняли, — признался Кави.
— А как лечат вас?
— Ко мне каждую ночь прилетает черный ворон и просвещает меня. Вас будут лечить иначе, если вы не страдаете, как я, психосимволической ритуальной поллюцией.
— У меня параноидальная шизофрения, — сказал Кромптон.
— О, таких, как вы, здесь немного, — сказал Кави.
Два часа, отведенные им для дружбы, почти истекли. Новоиспеченные друзья договорились созвониться в ближайшие дни, вместе выпить и обсудить свои проблемы. Но это была чистая условность: друзья-на-два-часа редко поддерживали знакомство — может быть, отчасти по этой причине они и оказались в Эйоне.
Остаток дня Кромптон провел, осматривая центр города. Он ему очень понравился, особенно невысокие, окрашенные в пастельные тона дома, утопающие в зелени. Вокруг было много людей, и все они казались веселыми и дружелюбными. Большинство из них подвергалось групповым сеансам терапии прямо в пиццериях, кинотеатрах, парикмахерских и прочих заведениях. Это окутывало Эйон специфической атмосферой взаимопонимания и сочувствия, которая ощущалась даже в космосе, за сотни миль от планеты.
Тотальная приверженность Эйона к лечению и предельно искреннему общению привод ила порой к мелким недоразумениям, как это случилось, например, с Кромптоном, когда он обратился в аптеку за лезвиями и кремом для бритья.
Продавец, бородатый коротышка в клетчатом костюме, отложил номер «Инслайта», журнала лилипутов-психологов, и спросил:
— Для чего вам эти предметы?
— Побриться, — ответил Кромптон.
— Но бриться вовсе не обязательно.
— Я знаю, — сказал Кромптон. — Но я люблю бриться.
— В самом деле? — понимающе улыбнулся продавец. — Не хочу заострять ваше внимание, но намного рациональнее обходиться без бритья.
— Не знаю, что вы считаете рациональным, — сказал Кромптон, — но я не понял, вы дадите мне крем и лезвия или нет?
— Не сердитесь, — сказал продавец. — Я просто пытался поставить себя на ваше место, используя те немногие данные, которыми располагаю. — Он выложил на прилавок набор лезвий и кремов. — Выбирайте, что вам нравится, и не обращайте на меня внимания, я всего лишь безликое ничтожество с единственным назначением в жизни — обслуживать вас.
— Я не хотел обидеть вас, — сказал Кромптон. — Мне только хотелось получить немного крема для бритья.
— Мне совершенно ясно, — сказал бородач, — что у вас куча важных дел, таких, например, как бритье вашего глупого лица, и что вам недосуг пообщаться с ближним, которому в этот быстролетный момент вдруг захотелось поделиться с вами соображением о том, что мы — это нечто большее, чем навязанная нам кем-то роль, чем наша телесная оболочка... что мы — это наше самосознание, встретившееся с самим собой в необычных условиях.
— Да что вы говорите? — удивился Кромптон и покинул аптеку.
Выходя, он услышал за спиной дружные аплодисменты, которыми наградила бородача его психотерапевтическая группа.
Кромптон уже успел заметить, что люди в Эйоне общаются друг с другом по малейшему поводу, словно они всегда слегка под мухой и просто жаждут стычек. Немного позднее в этот же день ему повезло наблюдать этот эйонский стиль во всей красе.
Две машины слегка столкнулись на одном из перекрестков. Водители, абсолютно целехонькие, повыскакивали из своих машин. И хотя один из них был маленький и толстенький, а второй — выше среднего роста и худой, оба они походили на банковских служащих, переживающих острый средневозрастной кризис. И оба вежливо улыбались.
Высокий осмотрел повреждения и сказал томным и довольным тоном:
— Кажется, нас настигла длинная рука судьбы и привела к столкновению, так сказать. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что вы, как говорится, заварили эту кашу и потому вся ответственность за последствия ложится на вас. Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя виноватым, вы же понимаете; я просто пытаюсь все расставить по своим местам, разумно, беспристрастно и объективно — насколько это возможно.
Из быстро собравшейся толпы послышались возгласы одобрения. Теперь все взоры обратились к коротышке, который, заложив руки за спину, покачивался на пятках, как, говорят, любил делать Фрейд, размышляя над вопросом, существует ли инстинкт смерти. Потом он сказал:
— Не кажется ли вам, что аргументы, основанные на предположении о собственной объективности, мягко говоря, несколько некорректны?
В толпе согласно закивали. Высокий непринужденно продолжил:
— Допустим, что все частные суждения по своей природе не могут не быть предубеждением. Но суждение — это единственный инструмент познания действительности, которым мы располагаем, и мы, как существа живые и развивающиеся, естественно, сначала распознаем явление, а затем неизбежно даем ему оценку в виде суждения. И так и должно быть, несмотря на парадокс субъективности, который подразумевается в любом «объективном» утверждении. Вот почему я недвусмысленно заявляю: вы были не правы, и никакие ссылки на дихотомию наблюдателя-наблюдаемого ничего не изменят.
Толпа одобрительно загудела. Многие что-то записывали, а на обочине сформировался небольшой дискуссионный клуб.
Коротышка понял, что допустил тактическую ошибку, которая дала оппоненту возможность произнести длинную речь. Он сделал отчаянную попытку перехватить инициативу и перевел дискуссию в другую плоскость:
— А вам самому никогда не приходилось подвергать сомнению свои слова? — спросил он с ядовитой улыбкой Яго на устах. — Вы всегда прибегаете к таким вот сокрушающим атакам, чтобы доказать свою правоту? Как долго трудились вы над изобретением ситуаций, в которых всегда виноват кто-то другой, чтобы таким образом отдалить момент, когда вам придется волей-неволей признать свою изначальную и непоправимую вину?
![Роберт Шекли - Координаты чудес [ Корпорация "Бессмертие", Координаты чудес. Хождение Джоэниса. Бегство на планету Транай. Обмен разумов. Четыре стихии]](/uploads/posts/books/56943/56943.jpg)
