Борис Фрадкин - Тайна астероида 117-03
Иван Нестерович расправил онемевшую спину и стал кулаком растирать глаза. Голову разламывало, в висках стучала кровь.
Сколько часов проведено без сна, без отдыха? Сорок, шестьдесят, восемьдесят? Бурдин лег тут же около раскрытого цилиндра и, раскинув руки, уснул.
Игорь добрался до кресла, отдуваясь, запустил руку в карман и вытащил фотографию Оли.
— Плохи наши дела, Олюшка, — заговорил он. — Слабоваты мы оказались, не по зубам нам гравитационная техника. И, согласно законам механики, мчимся мы к черту на кулички, в дьявольское ничто. И не то чтобы твоему жениху было страшновато, но во всяком случае настроение у него не особенно бодрое.
Закончив разговор с фотографией, Лобанов оглянулся на обнаженные части цилиндров гравитационного двигателя. У него пестрило в глазах от сложного сплетения проводов, от многих сотен незнакомых деталей, от бесчисленного количества трубок, катушек…
Вначале, когда пришедшие в себя Бурдин и Лобанов принялись за освоение механизмов корабля, справиться с этим им показалось не так уж трудно, особенно после объяснений Лаоа.
Но чем дальше они углублялись в недра незнакомых конструкций, тем все более запутывались. Пояснения Лаоа были очень элементарными, совершенно недостаточными. Тут требовалось глубокое знание теории, которая на Земле только разрабатывалась.
Не хватало Светланы.
— Понимаешь, Олюшка, — снова заговорил Игорь, — такая, значит, история… не сберегли мы Светлану Владимировну, а теперь и завязли. А меньше всего у дела твой покорный слуга — штурман Лобанов. Это ему следовало открыть люк.
Самое страшное заключалось в том, что нельзя было терять времени. Неуправляемый корабль все дальше уносился в космос.
Бурдин не мог сказать, остается ли скорость постоянной, хотя ускорения не чувствовал; корабль как бы висел в пространстве. Иван Нестерович рассчитывал на худшее. Но если это так, то пока удастся как-нибудь освоить управление кораблем, не то что Земля, но и Солнце навсегда затеряется в море звезд.
Отдохнув, Иван Нестерович, наверное, уже в сотый раз открыл записи Светланы… Если бы они пояснялись текстом! Светлана записывала пояснения Лаоа языком таких формул, разобраться в которых конструктору Бурдину оказалось не под силу.
Пока он понял только одно: в двигателе происходило расщепление электронов при помощи ядерного топлива. Луиане научились искусно управлять термоядерной реакцией и замедлять ее. Цепная реакция деления атомов урана позволила людям получить термоядерную реакцию, во много раз более мощную. А луиане использовали реакцию соединения ядер тяжелого водорода для получения гравитационной энергии. Они создали совершенные аппараты, излучающие сверхмощные потоки нейтронов.
Эти аппараты могли, вероятно, и поглощать нейтроны на большом расстоянии. Таким способом, по-видимому, луиане остановили атомный распад в двигателе «СССР-118». Но это лишь принцип действия. Мало узнать, как получаются гравитоны, надо уметь их использовать.
Отчаявшись, Иван Нестерович сделал попытку наугад поработать с клавиатурой кнопок. Он, как начинающая машинистка, нацеливался пальцем то на одну, то на другую кнопку: эксперимент мог привести к неожиданным последствиям, мог кончиться катастрофой, но иного выхода не оставалось. Впрочем, двигатель никак не реагировал на действия людей. Бурдин догадывался, в чем тут дело: сложный по конструкции двигатель луиан должен иметь чрезвычайно простое управление. Все агрегаты на корабле непременно связаны общей автоматической системой. Вмешательство луиан в работу уже включенного двигателя до предела ничтожное.
Однако поймать секрет простоты куда труднее, чем разгадать сложное управление более примитивной машины.
Утомившись, Бурдин и Лобанов бродили по кораблю в поисках пищи. Чудесная оранжерея вымерзла. После того, как люк закрыли и температура в корабле поднялась до нормальной, деревья сбросили листву и быстро высохли. Попробовали сохранить оттаявшие на ветвях плоды, но черные баклажаны гнили.
Другие найденные запасы были скудны. Вскоре Бурдину с Лобановым пришлось все туже затягивать пояса.
… Уран остался далеко позади, но в корабле сохранилась нормальная сила тяжести. Несомненно, здесь действовало специальное малое гравитационное поле, предусмотренное луианами для сверхдальних многолетних полетов.
«Да, не очень-то приятно двадцать пять лет подряд то и дело висеть в кабине вверх ногами, без тяжести, — подумал Бурдин. — В будущем и нам без этого малого поля не прожить».
Иногда они надевали космические костюмы и выходили из корабля взглянуть на Солнце. Оно стало совсем крошечным, чуть побольше самой яркой звезды. Еще пятнадцать-двадцать часов полета — и оно станет обычной звездой, звезда эта начнет тускнеть и… исчезнет.
Игорь оказался более стойким, чем Иван Нестерович. Когда голод донимал особенно сильно, он поудобнее устраивался в кресле вынимал фотографию Оли и принимался размышлять вполголоса.
— И вот что меня удивляет, — говорил он, — вселенная возмутительно велика, можно лететь всю жизнь и не встретить ни одной закусочной. Но у меня такое ощущение, будто мы мчимся над земной поверхностью. Мои мысли остаются на Земле.
— Не можешь ли ты мысленно зайти в ресторан нашего завода, — предложил Иван Нестерович, — и пообедать за двоих?
— Я это проделывал уже неоднократно, — грустно отозвался штурман, — и не за двоих. Если бы мысленные обеды откладывались в желудке, я бы уже скончался от заворота кишок.
Когда раздался стук в оболочку машинного зала, Лобанов, не открывая глаз, сказал: «Войдите!», а внутренне похолодел.
Стучать могли только метеориты. Сейчас последует удар, от которого содрогнется корабль, стены лопнут и… гибель…
Крик Бурдина: «Алешка!» — заставил штурмана открыть глаза. Он подумал, что продолжает спать или бредит. В прозрачную оболочку смотрело лицо профессора Чернова. Игорь вскочил, тараща глаза и отчаянно мотая головой, боясь, что вот сейчас исчезнет, растворится во мгле прильнувшая к оболочке человеческая фигура. Штурмана бросило в жар. Даже настоящее столкновение с метеоритом не поразило бы его сильнее. Он метнулся к оболочке, ударился в нее всей грудью, задышал так, словно взобрался на сотый этаж.
Сомнений не было: профессор Чернов, одетый в космический костюм, находился за прозрачной стеной. Бурдин и Лобанов не сразу поняли его знаки. Алексей Поликарпович просил впустить его в корабль. Бурдин восторженно кричал, Игорь тоже кричал, оба забыли, что остаются неуслышанными.
А дальше, в пространстве, виднелся ракетоплан, тускло освещенный неверным светом звезд.
