Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)
– Структуру, структуру, – проворчала Света. – Сказал бы уж проще: душу!
– …а затем зондируем указанный период времени в поисках подходящих тебе по темпераменту, духовным запросам и прочим критериям аналогичных структур…
– Вот уж дудки! – вмешалась девушка Света. – Какие такие критерии могут объединять буржуазную кинодиву и нашего советского Колю Фомина?!
– Нам ли об этом судить? – развел руками Тимофеев. – Поговорить бы с ней, конечно… Быть может, она всегда мечтала заняться историей, и недоставало ей в жизни надежного мужского плеча!
– Спасибо, Тимофеич, – понуро сказал Фомин. – Развеселил ты меня. Интересная получилась игрушка. Ну, я пошел.
– Куда?! – Тимофеев поймал его за рукав. – Не подходит Софи Лорен? Нажимаешь красную кнопку «отказ» и топаешь дальше.
Фомин с обреченным видом подчинился.
– Вот еще появилось, – заметил он. – Зовут ее Куку Ле Мбе Нга Нго… тут еще много написано. Сейчас ей восемнадцать, проживает в республике Берег Слоновой Кости. Негритяночка, надо полагать. И примечание: замужем, шестеро детей. Шустрая девчонка… А внизу какие-то цифры непонятные.
– Это процент соответствия ваших структур, – пояснил Тимофеев. – Если он менее семидесяти пяти, кандидатура не фиксируется.
– Понятно. У Софи Лорен было семьдесят восемь, а у этой Куку – девяносто. Да только опоздал я к ней… Жму «отказ».
– Что мы все за границей ищем? – проговорила Света. – Нельзя ли поближе?
– Я уже упоминал, что это непростой прибор, – сказал Тимофеев горделиво. – Там есть верньер ограничения области зондирования. Сейчас он стоит на бесконечности. Если же установить его на соответствующее деление…
– На две тысячи километров, – произнес Фомин и в очередной раз вздохнул. – Ну. поехали дальше… Амиранишвили Мзия Ушангиевна, – он не удержался и хихикнул. – Сто семнадцать лет, девяносто три процента. А ограничения по возрасту ты не предусмотрел?
– Нет, – сказал Тимофеев нетерпеливо. – А разве такое ограничение бывает?.. Пропускаем. Ты продолжай, не тяни.
– Я и не тяну. Я уж два раза по десять сосчитал.
– И ничего не высвечивается?
– Ничего, – подтвердил Фомин и убрал руку с детектора.
Тимофеев подскочил к амуроскопу, пощелкал тумблерами, даже встряхнул конструкцию несколько раз.
– Как же так… – пробормотал он с досадой. – Что же ты, Коля, у нас такой особенный?
– Каждый человек – это целый мир, – заявила Света. – Отпечатки пальцев – и те не повторяются, а ты хочешь человеческую душу повторить.
– Да она и не должна повторяться, – оправдывался Тимофеев. – Необходимо взаимное дополнение, способствующее достижению совершенства.
– Туманно все это, – сказал Фомин. – Хотя и сильно похоже на правду. Нет его здесь, моего дополнения до совершенства. Не родилось оно еще. Эх… – И он снова двинулся к выходу.
– Николай, сядь! – рассердился Тимофеев. – Что ты мельтешишь? Я же не кончил.
– А что еще будет? – спросила Света.
– В данный момент амуроскоп работал в пределах заранее установленной даты. Но есть еще и режим свободного поиска в произвольном интервале времени. И если ты, Коля, полагаешь, что в будущем тебе найдется суженая, то я могу это проверить.
– Можешь, – согласился Фомин. – С тебя станется. Но что это тебе даст?
– Не мне, а тебе, – раздельно произнес Тимофеев, глядя ему в глаза. – Я тебе обещаю. Я тебе при Свете клянусь. Если амуроскоп выловит ее… ты знаешь кого… я всмятку разобьюсь, я такое совершу, чего никогда не делал, прыгну выше головы. Но вы встретитесь еще раз. Ты веришь мне?
Фомин встал. Минута была торжественная, и девушка Света, хотя и не понимала ровным счетом ничего, тоже поднялась. Она тихо сгорала от любопытства.
– Я верю тебе, Тимофеич, – сказал Фомин. – Ты сделаешь.
– Итак, я убираю текущую дату, – прокомментировал свои действия Тимофеев. – Устанавливаю границу поиска. Пусть это будет, ну скажем, – он хитро поглядел на подобравшегося Фомина, – две тысячи девятьсот девяносто девятый год.
– А почему не больше? – запротестовала Света.
– Так надо, – коротко сказал Фомин.
– Поиск пойдет от этой даты назад, к нам. На зондирование одного года понадобятся те же десять секунд. На просмотр же всего интервала до наших времен уйдет не больше трех часов.
– Долго, – вздохнула Света. – По-моему, достаточно просматривать каждые двадцать лет. Они же там подолгу будут жить. И мы управимся… – она помолчала, загибая пальцы и глядя в потолок, – за несколько минут!
– Ты у меня гений, – с нежностью сказал Тимофеев. – Ты у меня сокровище! Конечно же, этого достаточно. С годами характер у человека меняется, и дискретность поиска лишь повысит вероятность обнаружения. Кто-то с годами стал раздражителен. а кто-то приобрел полезные качества характера. Кто-то вышел из семидесяти процентов соответствия, а кто-то, наоборот, вошел… Ну, для затравки просмотрим лишь тридцатый век.
– И где ты таких слов нахватался, – проявил некоторые признаки нетерпения Фомин. – Дискретность, вероятность… Хватит разговоров, давай действовать. Будем зондировать каждые пять лет.
– Настраиваю амуроскоп. Коля, хватай его за детектор!
Прибор зацокал, будто белка, у которой отняли кедровую шишку.
– Год 2999, – зачитывал показания табло Фомин. – Рамона Флетчер, двадцать пять лет, восемьдесят процентов… Отказ. Ким Сон, семьдесят лет, девяносто два процента… Отказ. Астрида Звездолетова…
– Ну и параметры! – удивилась девушка Света.
– Веяние времени, – пояснил Тимофеев. – Должно быть, эпоха прорыва в Галактику.
– Год 2994. Отказ… отказ… отказ… Глядите-ка: опять Ким Сон, ей уже шестьдесят пять лет, а все те же девяносто два процента! И не замужем…
– Тебя не нашла, – сочувственно промолвила Света.
– Еще пять лет долой. Отказ… Отказ… Снова Ким Сон!
– Бедная девушка, – пожалела ее Света. – А почему ты, Коля, всем отказываешь? Ты кого-то ищешь?
– Да нет, собственно… – смутился Фомин.
– Ищет, ищет, – заверил Тимофеев. – Он стопроцентного соответствия домогается.
– Год 2974, – продолжал Фомин. – Отказ… Дубрава Листопад, девяносто процентов… Сольвик Антонова, девяносто семь процентов… Ева-Лилит Миракль, девяносто три процента… Что за имена они там напридумывают?! Глядите-ка: Анна Тимофеева, двадцати пяти лет, и вдобавок девяносто шесть процентов!
– Наверное, моя родственница, – мечтательно улыбнулся Тимофеев. – Видите, какой хороший человек получился?
Света тоже улыбнулась и опустила глаза. На ее щеках сквозь ровный золотой загар проступил румянец. «Наша родственница», – подумала она с нежностью. Фомин, однако же, не разделял их тайного ликования. С каждым отказом он все больше мрачнел.
