Павел Комарницкий - День ангела
— Неужели забыл? Меня зовут Ирочка. «Ира, Ир…» — передразнивает она меня моим голосом, — напрягись, солнце моё, ты должен меня вспомнить. Мы когда-то встречались с тобой, ну?
— Мой слабый ум поколеблен. И ты моя жена?
В бездонных глазищах искрится смех, но лицо донельзя серьёзно. Она обнимает меня, прижимается.
— Я понимаю твои сомнения. Критерием истины является практика, и только она. Хочешь вывести меня на чистую воду? Диван рядом…
* * *— … Это очень просто, Рома. Нет, руки разводить необязательно — просто представь, как становишься невесомым, отрываешься от земли. Чего не получается? Нет, не так. Представь, что падаешь вверх. Тебя захватывал транспортный кокон? Ну вот, представь.
Я стою посреди обширного поля, покрытого припорошённой снегом ржавой стернёй. Из одежды на мне только термокостюм — мягкий комбинезон, облегающий, похожий на спортивный, с глухим капюшоном, оставляющим открытым только лицо. Я учусь пользоваться моим личным транспортным поясом — тяжёлым, очень похожим на заряженную пулемётную ленту, отливающую зелёным металлом. Пояс слушается моих мысленных команд, только моих, и Ирочка выступает лишь в качестве консультанта.
Да, слушается. Где там слушается! Я тужусь, как роженица, но стою на земле незыблемо, словно чугунный памятник. Да не получается у меня, ну!
Ирочка мягко, ласково, необидно смеётся.
— Нет, ты опять не так, мой нелетучий. Хорошо, попробуем иначе. Закинь голову.
Я послушно закидываю голову.
— Руки за спину, в замок!
Сделано. Ну и?
Ирочка вдруг легко взмывает над землёй, зависает надо мной. Смеющиеся серые глаза в каком-то полуметре. Ближе. Ещё ближе. Совсем рядом.
— Ну-ка, поцелуй меня! Без рук, без рук!
Я тянусь к ней, и вдруг чувствую, как ноги мои отрываются от земли. Смеющиеся глаза вдруг начинают удаляться, и я в панике тянусь к моей Ирочке руками, пытаясь схватить её, не отпустить.
— Ты летишь, Рома! Ты летишь!
Ух ты! Я же лечу! Я смотрю вниз, подо мной уже добрых десять-двенадцать метров. Я не брякнусь?
Меня швыряет к земле, словно неуместное сомнение выбило невидимую подпорку. И тут же инстинктивный страх перед падением резко подбрасывает меня вверх. Ещё пара секунд, и мой мозг вдруг понимает, что и как надо делать. Господи, да это же не сложнее, чем ходить!
Земля уходит вниз. Я медленно, неуклюже поднимаюсь по широкой спирали. Подо мной сереет унылый ноябрьский лес, далее — широкое поле, с которого я взлетал. Сверху виднеется маленькая коробочка моей машины, приткнувшаяся к обочине глухого просёлка. Для обучения полётам Ирочка выбрала абсолютно безлюдное место — ведь я ещё не умею пользоваться маскировкой.
«Это твой Первый полёт, Рома. Ты не понимаешь, чего достиг — существо, генетически не приспособленное к полётам. Я горжусь тобой, родной мой, правда! Нет, больше, гораздо больше — я люблю тебя»
* * *Закат отгорел. Сумерки незаметно сгущаются, мягко скрадывая очертания предметов, мрак копит силы в тёмных углах комнаты. Включить уже свет, что ли?
Нет, не хочу. Яркий свет враз расставит всё по местам, вернёт меня в реальность грубо и бесцеремонно, оборвав поток воспоминаний. Да и рисунок уже закончен.
С белеющего альбомного листа на меня смотрит моя Ирочка. Такая, какой она ещё недавно была, пока ей не встретился на пути хищный и не совсем разумный абориген дикой планеты, не имеющий ничего, кроме любви.
Я вздыхаю. Не обманывай себя, хищник, не так уж ты глуп, чтобы не понять. Любовь станет для тебя оправданием в том, и только в том случае, если ты сможешь спасти и сохранить свою любимую. Любовь должна удлинять жизнь, а не укорачивать.
Всё тихо в квартире. И только где-то в самых глубинах моего подсознания выбирает отпущенное нам двоим время невидимая адская машина.
Тик… тик…
Ну когда же она вернётся, наконец! Мне без неё плохо…
* * *«Ау, любимый! Ты дома?»
«Конечно, родная. Ты где?»
Шелестящий бесплотный смех.
«Меня везут домой, в твои объятия. Этот Виталий — человек слова. Я сейчас позвоню тебе по сотовому, ты выйди к подъезду, встреть меня, пожалуйста»
«Зачем звонить? Я и так выйду, встречу»
В моём мозгу возникает картина — кот, рассматривающий толстый учебник по высшей математике. Намёк ясен.
«Тогда это будет выглядеть так, будто ты всё это время торчал в тёмном подъезде, моё счастье. Или мне сейчас начать лекцию про телепатию? Соображать надо. И вообще, с каких пор ты стал обсуждать команды в ходе операции? Разболтался, никакой дисциплины»
«Виноват, сэр. Больше не повторится, сэр. Жду звонка, сэр»
«Другое дело. Всё, не отвлекай. Я продолжаю работу с клиентом»
В груди у меня тепло, и я знаю, отчего. Ведь она же вполне могла избежать этой беседы, лишнее нервное напряжение, отвлекающее внимание во время сложной работы. Но если есть у неё хоть малейшая возможность — всегда поговорит, хоть о пустяке, хоть парой слов. Потому что ей без меня плохо. Маленькая моя!
* * *— …Уф, денёк!
Ирочка скидывает ненавистные туфли на шпильках, с наслаждением зашвыривает их в дальний угол прихожей. Проходит в комнату, расстёгивая на ходу застёжки своего платья, змейкой выскальзывает из него. Летят на диван колготки, вместе с трусиками. Обычное дело. Свобода, свобода!
— Удалось?
— Сейчас, сейчас. Вот только смою с себя все эти взгляды… Гадость, хуже сырого мяса!
Она уже в ванной. Можно ловить мысли, но я хочу её видеть. Топаю следом, дурнем торчу в дверном проёме, наблюдая, как она моется в душе.
— Панцирь Антарктиды треснул. Для полного таяния льдов времени было маловато, но начало есть. Ладно. Ему нужна женщина, Рома. Такая, которая смогла бы заменить…
Я в недоумении. Как, и эту проблему решать моей Ирочке?
Она даже перестала плескаться.
— А кому же? Это же моя работа — спасать и сохранять. Взялся — ходи. Правильно сказала?
* * *— Рома, давай обсудим кое-что. Вот ты сегодня собирался слегка повоевать…
— Нет, родная. Я собирался поправить рыло и мозги одному типу, оскорбившему мою жену.
— А если бы он тебя побил? Крупный, здоровый самец…
— Война без потерь не бывает. Но я бы справился, будь уверена.
— Да верю, верю. Особенно в таком состоянии… Плюс перстень, плюс Коля в резерве. Плюс я.
— Чего ты добиваешься?
— Пойми, Рома. Всех гадов не перебьёшь, как точно выражается Коля-Хруст. Вот ты вполне мог сегодня сорвать операцию, которая долго и тщательно готовилась. И из-за чего? Из-за какого-то скота? Да ведь он не представлял для меня ни малейшей опасности. И если хочешь знать, про меня сегодня думали примерно то же ещё пять или шесть скотов, я уловила. Это не считая просто раздевающих взглядов, которых вообще миллион.
