Борис Стругацкий - Время учеников. Выпуск 1
И он закашлялся на слове «оптимист».
Виктор поднялся:
— Мне пора. Я еще зайду к вам. Мы очень хорошо поговорили. Спасибо за пиво.
Провожая его до дверей, Ирма сказала:
— Отец, я слышала, тебе предлагают выступить на телевидении. Было бы очень хорошо, если бы ты согласился. Ты можешь сказать им всем что-то важное. Я знаю.
Виктор улыбнулся. Ему было приятно.
— И ты туда же! — только и сказал он.
Посреди совершенно опустевшей улицы он глянул на часы и присвистнул. Ничего себе утро! Было уже пять пополудни. Сиеста кончалась. До встречи в мэрии можно было разве что успеть пообедать и пропустить стаканчик ментоловой у Тэдди.
10
А у Тэдди было совсем пусто. Даже Квадрига еще не подошел. Только за угловым столиком обедали, как всегда, молодой человек в сильных очках и его длинный спутник, да в другом углу шушукалась какая-то молодая парочка. Сам Тэдди стоял за стойкой и вдумчиво протирал стаканы.
— Привет, — сказал Виктор, — сделай мне ментоловой, пожалуйста.
— Опять не спали в сиесту, — укорил Тэдди.
— Да не привык я. А к тому же тебе не кажется, что сейчас страшновато стало ложиться спать. Лучше быть все время начеку.
Тэдди оценивающе посмотрел на огромный синяк под левым глазом Виктора, припухший и фиолетово-желтый теперь, и вынужден был согласиться.
— Должно быть, вы правы, господин Банев. Слышали, мэр подал в отставку?
— Нет. А что, это важно?
— Само по себе, наверно, нет. А про комендантский час слыхали?
— Так уже объявили? — удивился Виктор.
— Ну конечно, и причем с двадцати двух ноль-ноль. Кажется, у нас опять революция.
— Не революция, Тэдди. Революции раньше были. Теперь это называется путчем.
— А, — Тэдди махнул рукой, — какая разница! Опять окна поколотят, электричество вырубят, грязь разведут и выпьют у меня все, ни гроша не заплатив. Каждый раз одно и то же. Надоело все.
Он вздохнул.
— Сейчас по-другому будет, — сказал Виктор.
— Вы так думаете? Или знаете? — поинтересовался Тэдди.
— Предполагаю, — ответил Виктор. — Что я могу знать? Знает у нас все только доктор Голем.
— Где он, кстати? Второй день его не вижу.
— Очевидно, дела.
— Революционные заботы? — усмехнулся Тэдди.
— Путчистские, друг мой, путчистские, — поправил Виктор и опрокинул наконец рюмку, наслаждаясь разливающимся по гортани ментоловым морозцем.
Боковым зрением он отметил, что двое контрразведчиков, или кто они там, поднялись из-за углового столика и пошли к выходу. Мгновенно созрела идея, и Виктор сказал:
— Спасибо, Тэдди. Мне пора. Вечером зайду еще.
Он нагнал их уже почти на улице, в тамбуре между стеклянными дверями. Сюда круглосуточно нагнетался довольно шумными кондиционерами холодный воздух. Завсегдатаи называли этот закуток аквариумом, и для короткого конспиративного разговора, какой задумал Виктор, место можно было считать идеальным. Если они не захотят общаться, он тут же уйдет своей дорогой, а возможный сторонний наблюдатель сочтет, что Виктор просто сказал им «разрешите пройти» или что-нибудь в этом роде.
— Господа, — произнес он четко и достаточно громко, — у меня к вам разговор.
Долговязый профессионально ощупал Виктора взглядом с головы до ноги, даже не прикасаясь руками, уверенно определил: безоружен.
— Проходите в машину, — сказал он. — Черный «шевроле» за углом направо. Водителю скажите: «Вариант Б-15».
Они вышли из ресторана первыми. Долговязый безмятежно закурил, вертя головой как бы в поисках такси, а молодой человек со своим портфельчиком, который держал двумя руками, встал рядом и хмуро смотрел себе под ноги.
Окошко со стороны водителя в черном «шевроле» было приоткрыто, лысый бугай за рулем исправно среагировал на пароль, и, как только Виктор сел на заднее сиденье, машина тронулась. Все это было похоже на дурной шпионский детектив, каких сам он отродясь не писал, да и не читал в общем-то. А еще ситуация мучительно напоминала ему какой-то эпизод из его, прошлой жизни, но только сейчас не об этом надо было думать, не об этом…
«Шевроле» поворачивал два или три раза и наконец подъехал к месту встречи. Долговязый сел рядом с Виктором, а молодой человек вполоборота на переднем сиденье. Водитель безо всякого приказа поднялся и вышел погулять.
— Ну-с, — сказал молодой человек.
— Мне стало известно, что господин Думбель — не просто инспектор по делам национальностей.
— Мы это знаем, — спокойно ответил долговязый. — Ситуация под контролем.
— Но господин Думбель хотел убить бедуина, и только мое вмешательство спасло ему жизнь.
— Когда это было? — заинтересовался долговязый.
— Вчера, около семи вечера.
— Похвально, — произнес молодой человеке непонятным выражением.
— А вот скажите, Антон Думбель пытался убить бедуина с помощью огнестрельного оружия?
— Да, — сказал Виктор, пытаясь сообразить, какое это может иметь значение.
— Господи! — не выдержал молодой человек. — Почему же у них все такие тупые?
— А еще, — непонятно зачем, Виктор решил продолжить. — За бедуином гнались двое в масках…
— И в спортивных костюмах, — подхватил долговязый.
— Это вы тоже знаете, — разочарованно сказал Виктор.
— Работаем. — Долговязый как-то даже виновато развел руками. — А вы-то, собственно, чего от нас хотите?
— Защиты, — честно признался Виктор. — Думбель мне угрожал.
— Не бойтесь, — успокоил долговязый совсем по-отечески. — Думбель всем угрожает. Он просто трепло.
— Не просто. — Виктор грустно ухмыльнулся и повертел левой рукой около лица.
— Ах, это он вас так разукрасил! Сочувствую, — сказал долговязый.
Виктору сделалось совсем противно, он уже не чаял, когда же вырвется из этой машины, и жалобно спросил:
— Я пойду?
— Идите, конечно, — разрешил молодой человек.
Он снял свои сильные, чуть затемненные очки, чтобы протереть их, и Виктор впервые увидел его глаза. Глаза были маленькие, совершенно бесцветные и пустые, как погасшие индикаторные лампочки на сложном приборе.
— Идите, — повторил он. — И мой вам совет, Банев. Не лезьте куда не следует. У нас своя работа, у вас — своя. Вам сейчас предстоит очень важная работа. Куплетистом вы были, романистом были, сценаристом даже были. Побудьте теперь глашатаем. Или, как это точнее, рупором, что ли? Желаю успеха.
Виктор вылез из машины не прощаясь и хлопнул дверцей. А собственно, зачем прощаться, если вначале не здоровался?