Джон Варли - Фея
Она не сразу начала пить. Еще в юности она приучилась нюхать кокаин, но потом был большой перерыв. Сперва она вернулась к увлечению своей юности. Но спиртное больше подходило, так что на нем она и остановилась. Когда подходит время Карнавала, она изо всех сил старается от него отделаться. Но не может.
Тут Габи встала и подала знак Псалтериону, чья лодка шла параллельным курсом в десяти метрах от каноэ Криса. Псалтерион вильнул к ним.
— Все это, впрочем, к делу не относится, — оживленно закончила Габи. — Имеет значение только присутствие в подобном походе пьяницы, и не важно, почему она пьет. Важно только, будет от нее кому-то толк — включая ее самое, — если дело обернется круто. Я говорю тебе, что толк будет, иначе бы я не предложила тебе с нами отправиться.
— Рад, что ты мне рассказала, — сказал Крис. — И мне очень жаль Рокки.
— Не надо ее жалеть. У тебя свои проблемы; у нас они тоже есть. Мы с Рокки получили то, что просили. И только наша собственная вина в том, что мы тогда не вполне понимали, чего просим.
ГЛABA XVII
Знакомство
Дождь, которого ожидала Габи, наконец пошел, когда они уже пять часов проплыли по реке. Габи разделила клеенку и передала кусок Псалтериону. В остальных лодках все, за исключением Сирокко, занимались тем же самым. Сирокко же по-прежнему в виде трупа спала на носу каноэ Менестреля. Габи собралась было сказать Псалтериону, чтобы тот подвел их лодку поближе и она смогла бы накрыть Фею от дождя, но затем переменила решение. Когда Рокки оказывалась в таком состоянии, первым побуждением Габи всегда было ее ублажить. Но теперь ей пришлось припомнить, что она сказала Крису. Сирокко должна будет сама позаботиться о себе.
В конце концов Фея подняла голову и воззрилась на дождь, будто ничего более странного и необъяснимого, чем падающая с неба вода, в жизни своей не видела. Начав было садиться, она затем перегнулась через борт и блеванула в бурую воду. Усилий вышло много, но блевать ей уже было почти нечем.
Когда она закончила давить из себя желчь, то переползла к середине каноэ, откинула красный брезент и принялась рыться в припасах. Поиски приобретали все более лихорадочный характер. Стоявший на корме Менестрель молчал как рыба и лишь методично махал веслом. Наконец Фея кое-как села на корточки и принялась отчаянно растирать ладонями лоб.
И вдруг подняла взгляд.
— ГааааБИИИИ! — завопила она. Затем, заприметив Габи метрах в двадцати от себя, шагнула через борт и ступила прямо на воду. Какое-то мгновение казалось, что Фея сейчас и впрямь пойдет по воде. Все, впрочем, объяснялось лишь низкой гравитацией, ибо уже на втором шаге она погрузилась по колено, а раньше, чем смогла сделать третий, вода сомкнулась над ее слегка озадаченным лицом.
— Может, она и Фея, — хихикнул Крис, — но она не Иисус Христос.
— Какой еще Иисус Христос?
Считанные мгновения Робин прислушивалась к объяснениям, а затем поняла, что ей это неинтересно. Иисус Христос оказался мифологическим героем у христиан — очевидно, тем самым, кто основал эту секту. Оказалось, он уже два тысячелетия как умер, и это Робин больше всего в нем понравилось. Она держалась настороже, а потом все-таки отважилась спросить Криса, верит ли он хоть чуть-чуть в эту бодягу. Когда же Крис сказал, что нет, Робин решила, что тема закрыта.
Они вдвоем сидели на бревне довольно далеко от остальных путников, которые сгрудились вокруг Сирокко, трясущейся в одеяле рядом с ревущим костром. С металлического треножника, медленно чернеющего в пламени, свисал большой котелок кофе.
На душе у Робин было кисло. Она просто не понимала, что, во имя Великой Матери, она делает в этом дурацком походе, ведомая Феей, которой она даже свои шнурки завязать бы не доверила. А тут еще и Габи. Ладно, про нее чем меньше, тем лучше. Что до четырех титанид… то они, пожалуй, ей нравились. Фанфара оказалась замечательной рассказчицей всяких небылиц. Робин всю первую часть путешествия внимательно ее выслушивала, время от времени вставляя какой-нибудь собственный анекдот и проверяя Фанфару на доверчивость. Фанфара отлично прижилась бы в Ковене; провести ее оказалось нелегко.
И оставался еще этот Крис.
Пока что Робин откладывала попытки поближе его узнать, чувствуя серьезную неловкость. И немудрено — ведь это было бы ее первое настоящее знакомство с мужчиной. И в то же время она понимала, что многое, чему ее учили насчет мужчин, откровенная неправда. Робин даже могла себе представить, как сказки утрировались по мере передачи их от поколения к поколению. Правда, она до сих пор не могла себе вообразить, как она станет обходиться с ним непринужденно, но раз уж им вместе предстояло проделать это путешествие, надо было постараться немного лучше его понимать.
Это представлялось крайне затруднительным, и Робин бранила себя на чем свет стоит. Ведь Крис казался достаточно открытым для общения. Это она никак не могла себя заставить с ним заговорить. Куда проще было общаться с титанидами. Робин они казались куда менее чужими и странными.
Так что вместо разговора она просто сидела и смотрела, как с откидного полотнища палатки, натянутой ею меж двух деревьев, капает вода. Ветер куда-то пропал. Дождь падал вертикально вниз, плотный и постоянный. Впрочем, этого примитивного убежища вполне хватало, чтобы они остались почти сухими. Разожгли костер, чтобы приготовить кофе для Феи. Робин было тепло и без костра — словно Гея специально для нее установила такую температуру.
— В пасмурный день в Гиперионе темнее, чем в Калифорнии, — заметил Крис.
— Правда? А я и не заметила.
Он улыбнулся, но не снисходительно. Похоже, ему тоже хотелось поговорить.
— Здешний свет обманчив, — сказал он. — Кажется ярким, но все оттого, что глаза привыкают.
Сатурн получает всего сотую долю света, который достается Земле. Когда его что-то загораживает, разницу сразу замечаешь.
— Честно говоря, я бы этого и не поняла. У нас в Ковене все по-другому. Мы неделями держим окна раскрытыми, чтобы посевы лучше росли.
— Не шутишь? Хотелось бы побольше об этом узнать.
Так Робин рассказала Крису про жизнь в Ковене и нашла для себя при этом еще один пример достоинства, равно присущего и мужчинам и женщинам, а именно: очень легко говорить с человеком, если он умеет хорошо слушать. Сама Робин слушать совершенно не умела и очень этого стыдилась. Тем более она уважала всякого, кто, подобно Крису, мог вызвать у нее ощущение, будто все его внимание сосредоточено именно на ней, будто он буквально впитывает в себя все ею сказанное. Поначалу это уважение, куда примешивалась порядочная доля зависти, сильно ее раздражало. Это же самец, черт бы его побрал! Робин уже не ждала, что Крис будет накидываться на нее дважды на дню, и все-таки ее совсем сбивало с толку то, что, не будь у Криса щетины на подбородке и таких широких плеч, он был бы ей совсем как сестра.
