Леон Юрис - Хаджи
Камаль упорно оставался рядом с отцом, потому что хотел стать после смерти Ибра-гима мухтаром и главой дома и клана. Омар, работая в ларьках на базаре, должен был со временем стать содержателем кафе и лавки и обычно находился возле дяди Фарука, стоял за столами и торговал за прилавком. По мере того, как я медленно завоевывал доверие от-ца, возрастала угроза со стороны братьев.
Для крестьян Табы земля, деревня, семья и религия - все это было едино. Деревня просыпалась к утренней молитве, к которой звал с минарета муэдзин. Завтракали хлебом, козьим сыром, оливками, инжиром, чабрецом и кофе, после чего каждый, кроме моего от-ца, принимался за работу.
Из-за того, что мы жили близко друг от друга, постоянно возникали драки. У каждо-го из пяти кланов был свой шейх, он же и деревенский старейшина. Обычно шейх был в состоянии сдерживать ссоры внутри семьи. Это случалось, когда два клана спорили до кровной вражды, длившейся иногда целыми поколениями.
Мухтаром Хаджи Ибрагим был могущественным. Он творил справедливость скоро и окончательно. Лучший способ держать кого-нибудь на своем месте - подвергнуть его и его семью публичному унижению. Унижение для араба - высшая мера наказания.
Унижение семьи Иззата было особенно жестоким. Его отец Тарек был членом наше-го собственного клана Сукори. Между жатвами большинству мужчин приходилось ухо-дить на поиски работы. Многие уходили в Газу на сбор урожая апельсинов, оставаясь вблизи палаток Ваххаби. Другие, у кого были родственники в Яффо, работали в доках в периоды мореходства. Поскольку у евреев теперь было много поселений, нетрудно было найти дополнительную работу во время жатвы на их полях, оставаясь поблизости от дома. Хаджи Ибрагим, однако, всем в Табе запретил работать у евреев. И когда Тарек нарушил запрет, отец запретил ему входить в кафе и посещать мечеть, закрыл кредит, не позволял участвовать в праздниках и отказал в равной доле в общественном доходе. Бедную его жену так ругали женщины у колодца и печи, что она решалась ходить туда только после ухода других. Деревенским мальчишкам запрещалось играть с сыновьями Тарека, но я продолжал дружить с Иззатом.
Тарек терпел все это почти три года, совсем спятил и удрал в Трансиорданию, бро-сив семью. У арабов такая изоляция от родственников равносильна смерти при жизни.
За мужчинами и женщинами были пожизненно закреплены роли, которых невоз-можно было ни избежать, ни изменить. Мой отец объяснял, что только принимая все это вслепую человек может рассчитывать прожить эту жизнь, не сойдя с ума. И все же многие сходили с ума.
Стоило зайти в Табе в любой дом, в кафе или около печей, чтобы убедиться, что ни-кто не получал удовольствия от своего тяжелого труда. Работу считали худшим в мире проклятьем. Моему отцу работать не было нужды, в арабской жизни он достиг высшего положения. Выживание было поводом, чтобы работать, но не было повода улучшать дом или землю, потому что лишь немногие владели ими; большинство же было лишь привяза-но к ним.
Хотя у женщин была своя тайная субкультура, они были обречены прожить от рож-дения до смерти без позволения удовольствия. При общественных событиях их всегда от-деляли от мужчин. На свадьбах им нельзя было петь и танцевать, кроме как в сторонке, в собственном обществе. Они никуда не могли поехать без сопровождения мужчины - чле-на семьи, следившего за семейной честью. Некоторые мужчины из деревни один или два раза в год ездили в кино в Лидде, но женщинам это запрещалось.
Мужчины могли собираться в кафе, на празднования дня рождения святого, на свадьбах или похоронах. В таких случаях они давали выход своим огорчениям и разоча-рованиям. Женщины же могли встретиться только за работой. Почти каждый день проис-ходили драки между женщинами у колодца или возле печей. Язык у них был зачастую еще злее, чем у мужчин.
Времена года у нас особенные: одни влажные, другие сухие. В марте дожди прекра-щались и наступало время готовить почву, высаживать новую лозу и деревья. Избавление от зимней сырости - большая работа. Ни один из наших домов, даже каменных, не был ни достаточно теплым, ни достаточно сухим. Многие дети еще в грудном возрасте умирали от простуды. После сезона дождей все домашнее добро, циновки, одежда, коврики из козьих шкур, одеяла были в плесени. Пока дом приводили в порядок, их раскладывали на крыше для просушки.
Сажали садовые участки, стригли овец. Многие старухи все еще пряли шерсть руч-ным веретеном. Отсыревшую шерсть выбрасывали из одеял и заменяли новой.
В середине лета собирали жатву. Когда поступал урожай зерна, в Табе воцарялось настроение срочности. Каждый прикладывал руку к работе, кроме моего отца и некоторых старейшин: боялись, как бы из-за дождя не сгнило зерно. Мы лихорадочно сортировали зерно, сушили его на крышах и относили на ток, работая днем и ночью.
Зимние запасы зерна, чечевицы, бобов сортировали на козьих шкурах и хранили в больших глиняных ларях, пристроенных к дому. Ренту платили половиной урожая, а что оставалось от собственного потребления, продавали.
Портящиеся продукты - баклажаны, помидоры, инжир сушили на солнце, чтобы со-хранить на зиму.
К сентябрю мы завершали последний сбор урожая - общественный сбор винограда. Многое продавали бенедиктинскому монастырю в Латруне, в нескольких милях вверх по дороге. Безумные монахи делали знаменитое вино. Никому из них, кроме главного, не по-зволялось разговаривать.
Остальной виноград мужчины давили. Для женщин эта работа считалась слишком нескромной, ведь они должны были бы обнажать свои ноги выше колен. Виноградный сок кипятили на открытом огне. Одновременно резали овец, нагулявших жир на листьях шел-ковицы, и вываривали мясо, вытапливая жир. Запахи винограда и бараньего жира разно-сились по Аялонской Долине, и дым низко висел в безветренные осенние дни.
Беднейшие перегоняли на зиму козьи стада в Баб-эль-Вад. Частенько жены и дети отправлялись вместе с мужчинами и жили в пещерах. Они платили пещерный налог и плату за пастбище, собирая и раскладывая по мешкам козий помет.
Все мы жадно ждали дождей, женщины пользовались случаем, чтобы чинить одеж-ду, шить и вышивать свои нарядные платья. У женщин Табы был свой особенный геомет-рический узор вышивки черного платья. Мужчины чинили инструменты и упряжь, но в основном сидели вокруг кафе, слушая радио и повторяя рассказы о великом мужестве в бою или еще большей доблести в постели. Повторение рассказов и стихов, повторение в облике домов, повторение музыки по радио, повторение во всем составляло нашу жизнь.
В обстановке расслабления в сезон дождей делали детей, заключали брачные дого-воры, и следующие за этим свадьбы помогали скрасить скуку. В такое время года мой отец взял вторую жену.
