Владислав Чупрасов - Не пойдет, переиграем
— Гипнотизер, — позволил себе пробормотать министр и наконец-то взял себя в руки. А Дидрик, кажется, уже забыл об этом незначительном, на его взгляд, происшествии. Ровно через год девушка с сережкой — по имени президент к ней практически не обращался, хотя оно было красивое, со смыслом — родила Дидрику сына. Мальчонка был слеп, как новорожденный котенок, только так и не прозрел, сколько над ним ни бились лучшие врачи Академии и соседних стран. В один миг осмелевшая Касия и внезапно появившийся во дворе родильного дома Хорст не позволили оставить ребенка прямо так. Зам, задумчиво посмотрев на своего непосредственного начальника, назвал мальчика Тибулом. Спорить никто не стал. Не исполнилось Тибулу, пользующемуся покровительством Хорста, и четырех, как его усадили за рояль. Клавиши ускользали из-под пальцев, из уголков затянутых пеленой глаз текли слезы. Инструмент мальчика не любил. Тот отвечал взаимностью. Посоветовавшись, мужчины семьи (а Хорст иначе как «дядя» не воспринимался) достали из неведомой дали саксофон. Присосавшись к мундштуку, Тибул его уже не отпускал.
— Ну, хоть какое-то дело себе нашел, — довольно резко заметил Дидрик. Он никак не мог простить жене сыновьего дефекта. Его секретарь лишь пожал плечами. Когда он смотрел на сына друга, по его лицу пробегала неуловимая тень, а серые глаза темнели.
Летом в Приштограде было тихо и свежо. Все, кто мог, разъезжался по югам (со скрипом давали разрешения на выезд из страны, но все же давали), а кто не мог — работал все лето, в сумрачном прохладном городе. Не миновала летняя работа и президента страны, который отпуск не брал никогда. Вот уже много лет каждый день он решал какие-то вопросы и возникающие проблемы, сваливал их на Хорста, распекал министров (обновленный состав давно уже ходил по струнке) и снова решал проблемы. Тяжесть нерешенного и несделанного накапливалась за его плечами, заставляя сутулиться, оттеняла круги под глазами, роняла из рук перьевые ручки. Хорст сидел напротив. Иногда он уезжал, испарялся из города, но всегда возвращался раньше, чем могло случиться что-то непоправимое.
В общем, он всегда был рядом. И когда Дидрик затянул новую для себя волынку, тоже был рядом.
— Я правлю этой страной уже десять лет. «Девять и десять месяцев», — про себя добавил Хорст, оторвавшись от бумаг и сняв очки.
— Еще хотя бы год, — продолжал Дидрик, — и я удавлюсь на собственном галстуке. Ты не представляешь, как я ненавижу галстуки.
— Сдохнуть из-за ненависти к галстукам как-то неправильно, не находишь?
— А когда я поступал правильно, а? — на губах друга-начальника появилась кривая улыбка. Улыбаться нормально, как когда-то, он будто бы разучился.
— Когда заложил Приштоград.
— Короновице.
— Что?
— Я объявлю о переименовании столицы и сложу полномочия. Хорст не удержался — вскочил с места, треснул по столу кулаком.
— Но черт подери, кто тогда?! Твой сын…
— Я знаю все о своем сыне, Хорст! Это было неожиданно твердо. Повисла траурная тишина. Хорст замолчал, кривя губы — Дидрик давно уже не тот мальчишка, которым могли вертеть все, начиная от министра и заканчивая секретарем.
Президент тем временем продолжал:
— Найдут достойного. Ничего, справятся и без меня. А я не хочу, чтобы мои дети имели хоть какое-то к этому отношение.
— Дети? — Хорст сел и скрестил руки на груди. Лицо его выражало крайнее неудовольствие, но смирение с судьбой и выбором президента. Тот ответил ему многозначительным взглядом.
— Забавно, — Хорст издал неопределенный звук. — Даже очень.
— Что именно?
— Не важно, потом узнаешь. Дидрик закатил глаза, но спорить не стал — знал, что это бесполезно. Он вернулся мыслями к своим бумагам и принялся кропотливо прописывать план переименования столицы и сопутствующий ему парад военных. За ровно десять лет своего правления Дидрик успел отметиться в учебниках истории парой параграфов о себе. О личности лидера и о его реформах. Создал новую столицу, сумел заманить туда людей. Поднял страну, разваливающуюся буквально на части. Сделал все, чтобы чужое доверие было оправдано. Снял ключ от города с шеи и передал его министру внешней разведки, от удивления лишившемуся дара речи. Слов было много — а вывод один. Жаль, что так получилось. Хорст задумчиво улыбался, передавая документы новому замглавы правительства.
Хорст, уезжая, никогда не говорил, куда. К семье, к родителям, думал Дидрик и не спрашивал. И был отчасти прав. В этот раз друг испарился так же внезапно, предупредив уже с вокзала. Но и Дидрику было уже не до того. Касия снова родила. Мальчика.
— Виллем, Виллем, — бормотал себе под нос бывший президент, идя по коридору как можно медленнее, нервно переставляя негнущиеся ноги.
— Ну пожалуйста. Новорожденный Виллем, вопреки опасениям отца, был совершенно здоров, хоть и немного мелковат для девяти месяцев. Но главное: он все прекрасно видел и приход родителя огласил звучным ором.
— Громкий мальчонка, — похвалил Дидрик жену. — Весь в отца. Через два дня вернулся Хорст. С ребенком на руках. Таким же, как и он сам, вихрастым и зеленоглазым. У вернувшегося едва уловимо дергался глаз.
— Твой? — спросил опешивший Дидрик, стоило ему увидеть эту чудную картину: Хорста с ребенком.
— Не знаю, — равнодушно ответил он.
— А мать?
— Нет ее. К вопросу родительства решено было больше не возвращаться. Младенец спал рядом с Виллемом, окруженный заботой Касии.
— Как назвал?
— Назвал? — Хорст был озадачен. Мысль об имени, видимо, пришла ему в голову только сейчас. — Ну, допустим, Николас. Как моего отца. Николас и Виллем дремали, выдувая ноздрями пузыри, Касия вяло возилась на кухне. Мужчин в доме уже не было. Они были в бане. Это для города было заморской новинкой. Богачи предпочитали чугунные эмалированные ванны, но постепенно и в деревянных комнатах нашли свой интерес.
— Впервые здесь, — признался Хорст, готовясь шагнуть, как ему представлялось, в душный ад.
— Я тоже, — согласно кивнул Дидрик, протискиваясь первым. Баня была разогрета градусов до восьмидесяти. Дышать тут же стало тяжелее, в висках запульсировало, но Хорст подавил желание выбраться на свежий воздух и опустился на деревянную скамейку. Невнятное мычание со стороны Дидрика сначала удивило, потом взгляд скользнул на плечо и Хорст понял, с чем связано удивление друга. По его плечу, обнимая бицепс, вилась татуировка: полупрозрачная колючая проволока.
— Политический? — шумно сглотнув, поинтересовался Дидрик. Он не то боялся, не то пытался предугадать ответ.
— Административный, — так сухо ответил Хорст, что Дидрик решил никогда, ни в коем случае, ничего больше у него не спрашивать.
