Станислав Лем - Ономастическая киберомахия
Написано в октябре 1996 г.
__________________________
1 Роман издан в 1961 году. На русском языке впервые опубликован в 1993 г. (известен также под названием "Дневник, найденный в ванне"). Для отвлечения от поднятых в эссе серьезных проблем приведем здесь небольшой соответствующий фрагмент из романа (перевод О. Колесникова).
"- Я к господину Прандтлю из Отдела Шифрования, - ответил я, слегка приподнимаясь с места.
- Значит, ко мне. Я капитан Прандтль. Пожалуйста, не вставайте. Вы насчет шифров, да?
(...) Он подошел к дверце в стене. Из руки, которая в ней появилась должно быть, она была женской, поскольку я заметил покрытые красным лаком ногти, - он взял бумажку и протянул ее мне.
"Угроза флангового удара - точка, - читал я, - направить подкрепления в сектор УП-19431 - точка - за квартирмейстера седьмой оперативной группы Ганцни рст плк дипл - конец".
Я поднял голову, откладывая в сторону обрывок телетайпной ленты, и слегка подался вперед. (...)
- Ну, что это такое? - спросил Прандтль.
Его голос донесся до меня словно издалека. Я заставил себя встряхнуться.
- Какая-то расшифрованная депеша.
- Нет. Это шифр, который требует расшифровки.
- Но ведь это какое-то секретное донесение.
- Нет. - Он снова отрицательно покачал головой. - Маскировка шифров под видом невинных сообщений, вроде каких-то там частных писем или стишков - это все относится к прошлому. Сегодня каждая сторона стремится создать у другой видимость того, что посылаемое не является шифровкой. Вы понимаете?
- До некоторой степени...
- А теперь я покажу вам тот же самый текст, пропущенный через ДЕШ - так мы называем нашу машину.
Он снова приблизился к дверце, выхватил из белых пальцев ленту и вернулся с ней к столу.
"Баромосовитура инколонцибаллистическая матекосится чтобы канцепудроливать амбидафигигантурелию неокодивракиносмейную", - прочитал я и посмотрел на него, не скрывая изумления.
- Это вы называете расшифровкой?
Он снисходительно усмехнулся.
- Это второй этап. - объяснил он. - Шифр был сконструирован так, чтобы его первичное декодирование давало в результате нагромождение бессмыслиц. Это должно было бы подтвердить, что первичное содержание исходной депеши не было шифром, что оно лежит на поверхности и является тем, что вы до этого прочли.
- А на самом же деле... - поддержал я его.
Он кивнул.
- Сейчас вы увидите. Я принесу текст, еще раз пропущенный через машину.
Бумажная лента выскользнула из ладони в квадратной дверце. В глубине промелькнуло что-то красное. Прандтль заслонил собой отверстие. Я взял ленту, которую он мне подал. Она была теплой, не знаю только, почему: от прикосновения человека или машины.
"Абрутивно канцелировать дервишей, получающих барбимуховые сенкобубины от свящеротивного турманска показанной вникаемости".
Таков был этот текст. Я помотал головой. (...)
- Вы говорили, что все является шифром. Это была метафора?
- Нет.
- Следовательно, каждый текст...
- Да.
- А литературный?
- Ну конечно. Прошу вас, подойдите сюда.
Мы приблизились к маленькой дверце. Он открыл ее, и вместо следующей комнаты, которая, как я предполагал, там находилась, я увидел занимавший весь проем темный щит с небольшой клавиатурой. В середине него виднелось нечто вроде никелированной щели с высовывавшимися из нее, словно змеиный язычок, концом бумажной ленты.
- Процитируйте, пожалуйста, фрагмент какого-нибудь литературного произведения, - обратился ко мне Прандтль.
- Может быть... Шекспир?
- Что угодно.
- Так вы утверждаете, что его драмы - это набор зашифрованных депеш?
- Все зависит от того, что мы понимаем под депешей. Но, может, нам лучше все же проделать этот опыт? Я слушаю.
Я опустил голову. Долго я не мог ничего вспомнить, кроме снова и снова приходящего на ум возгласа Отелло: "О, обожаемый задок!", но эта цитата показалась мне слишком короткой и не соответствующей требованиям.
- Есть! - вдруг сказал я и поднял голову. - "Мой слух еще и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос: ведь ты Ромео? Правда?"
- Хорошо.
Капитан быстро нажимал на клавиши, выстукивая изреченную цитату. Из похожей на отверстие почтового ящика щели поползла, извиваясь в воздухе, бумажная полоса. Прандтль осторожно подхватил ее и подал мне. Я держал в руках кончик ленты и терпеливо ждал. Она медленно, сантиметр за сантиметром, выползала из щели. Слегка натягивая ее, я чувствовал внутреннее подрагивание механизма, который ее перемещал.
Легкая дрожь, ощущавшаяся через полоску бумаги, внезапно прекратилась. Лента продолжала выползать, но уже чистая. Я поднес отпечатанный текст к глазам.
"Подлец мать его подлец руки и ноги ему переломать со сладостью неземной мэтьюзнячий выродок мэтьюз мэт".
- И что это значит? - спросил я, не скрывая удивления. Капитан покивал головой.
- Я полагаю, что Шекспир, когда писал эту сцену, испытывал неприязненные чувства к лицу по имени Мэтьюз и зашифровал их в тексте драмы.
- Ну, знаете, никогда в это не поверю! Иными словами, он умышленно совал в этот чудесный лирический диалог площадную брань по адресу какого-то Мэтьюза?
- А кто говорит, что умышленно? Шифр - это шифр вне зависимости от намерений, которыми руководствовался автор.
- Разрешите? - спросил я. Затем приблизился к клавиатуре и сам застучал на ней уже расшифрованный текст.
Лента ползла, скручивалась в спираль. Я заметил странную улыбку на лице Прандтля, который, однако, ничего не сказал.
"Ес ли бы ты мне да ла эх рай ес ли бы ты мне эх рай да ла бы да ла рай эх ес ли бы", - увидел я аккуратно сгруппированные по слогам буквы.
- Ну так? - спросил я. - Что же это такое?
- Следующий слой. А чего же вы ожидали? А? Мы просто докопались до еще более глубокого уровня психики средневекового англичанина, и ничего более.
- Этого не может быть! - воскликнул я. - Значит, этот чудесный стих всего лишь футляр, прячущий внутри каких-то свиней: дай - и рай? И если вы заложите в свою машину величайшие литературные произведения, непревзойденные творения человеческого гения, бессмертные поэмы, саги - из этого тоже получится бред?
(...) Я молчал. С напряженным лицом, кожа на котором натянулась, словно полотно, обтягивающее острые камни, он тихо сказал:
- Даже разгаданный шифр все равно остается шифром. Под взором специалиста он сбрасывает с себя покров за покровом. Он неисчерпаем, не имеет ни пределов, ни дна. Можно углубляться в слои все менее доступные, все более глубокие, и этот процесс бесконечен.".
